– Ничего не знаю.
Сасыкбай помолчал. В темноте его лицо еле виднелось.
– Шона двух моих дочерей забрал. Натешился вдоволь, а они в реку бросились. Не выдержали сраму. Моя жена лицо ему расцарапала, не хотела дочерей отдавать. Он и приказал ее привязать к хвосту коня и отправить в степь.
– Неужто можно так с людьми? – спросил Ерофей. Оказывается, у других еще хуже бывает, чем погибель всей семьи от хвори.
– Можно, оказывается. Барабан уже привык к ударам. Я тогда в отъезде был. Сын мой на войне с ойратами погиб, защитить семью некому было.
– Ты, это… Крепись, старик.
– Да, я еще крепкий. Не берет меня смерть. Жаль только, что это не я убил Шону и Кокжала. Своими руками.
– Послушай, Сасыкбай. Кокжал еще жив. А вы уже хотите выгнать нас из аула. Что будете делать, коли они вернутся? С чего вы так взъелись на нас?
Дед повернулся, спросил, глядя исподлобья:
– А вы точно отличаетесь от Кокжала?
Ну, это уже чересчур, пожалуй. Поднялся Ерофей с кряхтением, хотел в кибитку войти.
– А что, разве не так? Вон, ваш мальчишка опять куда-то побежал. Не иначе, как Буркановой дочке под платье залезть. Не уймется никак.
Остановился Ерофей. Пошел искать Серке. Пусть вразумит несмышленыша. Не то и впрямь разъяренные старички вытурят их из деревни.
Аул еще не спал. На привязи ржали лошади. Как там Сивка да Каурка поживают, кстати?
Возле кибиток дымили казаны. Женщины жарили лепешки. Одна старушка заметила Ерофея, угостила ароматными кругляшами, дала кислого прохладного айрана.
Перекусил московит, пошел дальше.
– А, Ереке! – закричал какой-то старик, выйдя из кибитки. – Ты чего хмурый такой? Давай праздновать победу над проклятым Кокжалом, да поразит тарантул его черное нутро.
Ерофей глянул в кибитку через откинутый полог, заметил внутри Буркана, отца Гайни. Заторопился.
– В другой раз, почтенный. Я Серке ищу, знаешь, где он?
– Как где? Опять с Абдикеном, что-то обсуждает.
Ну конечно, где еще ему быть?
Ерофей пошел к большой кибитке старосты. Откинул полог на входе, шагнул внутрь.
Серке и впрямь оказался здесь. Разговаривал с Абдикеном и тремя другими старцами. О том же, о чем и Ерофей с Сасыкбаем говорил. Обрадовался северянину, спросил:
– А вот он то же самое скажет, я уверен. Как думаешь, Ереке, сломили мы Кокжала окончательно?
Ерофей потрогал повязку на ноге, поморщился от боли. Отодрал окровавленную тряпицу. Покачал головой.
– Конечно же, нет. Он жив. Скоро придет сюда.
Абдикен недовольно скривился.
– Я своими глазами видел, как урусут прострелил мерзавцу голову. Он подох, как бродячий пес. Его шайка разбежалась.
Серке махнул рукой.
– Легче повернуть вспять Коксу, чем переубедить упрямца. Сколько вы даете нам времени?
Абдикен глянул на других стариков.
– Три дня. Потом ты и твои люди должны уехать из аула.
В кибитку вошел отец Гайни. Беспокойно спросил:
– Кто-нибудь видел мою дочь?
Началось. Жаль, не успел предупредить Серке.
– А где ваш молодой козлик? – спросил Буркан у батыра. – Случаем, не увязался за моей дочерью?
Серке нахмурился.
– Буркан-ата, мои люди славно воевали сегодня за ваш аул. Атымтай хорошо дрался, и сейчас отдыхает после боя.
– Никогда не поверю лживому молокососу. Он спит и видит, как обесчестить мою дочь.
– Мы можем прямо сейчас проверить, чем он занимается. Ереке, Атымтай спал в одной юрте с вами. Ты видел его, когда уходил?
Все глядели на Ерофея. Он замялся.
– Ну, как сказать… В кибитке было темно. Я не заметил парня.
– Я хочу видеть его! – закричал Буркан.
Вышли наружу. Старики гурьбой направились к кибитке, где лежал Ерофей. Серке подошел к московиту.
– Тебе кумыс в голову ударил? Что значит, не заметил?
– А то и значит. Нет Атымтая. Сасыкбай видел его с дочкой Буркана.
Серке пробормотал проклятье и поспешил вслед за стариками.
Ерофей присел отдохнуть.
Рядом махал хвостом небольшой песик. Выпрашивал угощенье. Белоголовый. Это же любимец Таумана. Куда подевался сам великан?
Ерофей погладил щенка. Присел на землю, закрыл глаза. Раны побаливали, не хотелось двигаться. Хорошо снаружи, свежо, ветерок обдувает. Не то, что в душной кибитке. Коли удастся поспать, раны затянутся. Марфа всегда говорила, что болячки на нем заживают, как на собаке.
Подремал немного. Услышал, как его зовут, недовольно вздохнул.
Встал.
Из мрака вынырнул Серке. В руке горящий факел. Рядом Абдикен.
– Ереке, где ты был? Видел, куда пошел Атымтай?
– Нет. Что я, следить за ним должен?
– Поймаю, поотрываю все, – пообещал Серке. Щенок Таумана тявкнул и отбежал в темноту.
– А где Тауман? – спросил Ерофей. – Мне кажется…
Где-то вдалеке послышался глухой рев. То ли быка, то ли человека.
– А вот и ваш обжора, – пробормотал Абдикен. – Чего он разорался? Неужто проголодался?
К реву прибавились тонкие крики. Вдобавок в той стороне, где шумели, вспыхнуло красное пламя.
Серке поглядел на Ерофея. Московит сразу догадался, в чем дело. Заковылял в свою кибитку, крикнул:
– Я за оружием.
Серке побежал на крики. Обернулся на ходу:
– Поднимай наших, без них не справимся.
Абдикен растерянно топтался на месте.
Ерофей дохромал до кибитки. Пищаль заряжать времени не было. Крики с окраины аула все громче. Главное, чтобы тати не прорвались в аул.
Вбежал в кибитку, нашарил бердыш. Второпях задел лежащего человека. Тот застонал. Наклонился, потряс за плечо. Это был Заки.
– Вставайте. Кокжал опять напал.
– Чтоб мне сдохнуть, – пробормотал Заки, и отвернулся.
– Где Беррен?
Чуть дальше лежал Кармыс. Он тихо сказал:
– Северянин, в этот раз без нас обойдетесь. Ты знаешь, сколько Заки крови потерял?
Ерофей отдышался. Ответил:
– Ладно. Обойдемся.
– Эй, северянин, не обижайся. У меня стрел не осталось. А Беррен уже там, наверное. Его хлебом не корми, дай подраться.
Ерофей вышел из кибитки. Рана открылась, по ноге потекла кровь. Жаль, не удастся сегодня отдохнуть.
