– Вот ты в Охранном отделении служишь, объясни мне, почему народ распоясался. На заводы, даже к нам в полк агитаторы разного толка ходят, солдат мутят. И анархисты, и черносотенцы, и эсеры. Попробовал я одного вытолкать взашей, так солдаты смотрят, словно волки. Не по себе стало. Патронов им не выдают, так на штыки поднять могут.
– Правительство и государь в либерализм играют, с Европы пример берут. Полагаю – худо кончится.
– Новым девятьсот пятым годом?
– А то и хуже. По секрету скажу, папенька мой все бумажные деньги в николаевские золотые червонцы обращает. И говорит – надо мызу в Финляндии покупать, лишь бы подальше от Санкт-Петербурга была, в идеале – за Гельсингфорсом.
– Перестраховывается. Оно понятно, он у тебя в жандармах четверть века прослужил.
– Да что мы всё о политике? Ты скажи – не надумал ли жениться?
– Избранницу подходящую не нашёл. Да и когда? Всё время на службе, выходной один, да и то не всегда, иной раз дежурным по полку на воскресенье выпадает. А ты?
– Познакомился с одной, с полгода как. Представляешь – из проруби зимой вытащил. Сам простыл, она в больницу попала. Сегодня сказал, что на почте служу, а она на дела сослалась и ушла.
– Зря соврал. Женщинам положение мужа важно, его доходы. А на почте что? Гроши!
– Думаешь – не стоило?
– Конечно нет. Вот посмотришь – избегать тебя станет. Да и к лучшему то.
– Это почему?
– Зачем тебе такая жена? Ты ищи такую, как у декабристов были. За мужем в Сибирь на каторгу ехали. Помнишь, как в писании? «В горе и радости, в болезни и здравии».
– Советы даёшь, а сам не женат.
– Трудно ныне такую сыскать. Мне приданого не надо, лишь бы девушка достойной была.
– Разве в душу заглянешь?
Посидели ещё немного, по рюмочке выпили. Стали вспоминать бывших однокурсников. Михайловское артиллерийское училище и его выпускники в армии котировались высоко. Оказалось – двое из учебного взвода уже штабс-капитаны.
– Далеко пойдут.
На разные темы пообщались, даже городские сплетни обсудили.
Утром, на службе, ротмистр сообщил, что от его информатора получено сообщение о намечающемся обучении боевиков боевой дружины эсеров за городом, в районе Обухова.
Эсеровские боевые дружины были наиболее боеспособные, обученные и экипированные. Боевые отряды других партий брали с них пример в организации, обучении, проведении экспроприаций. Более «отмороженные» были только эсеры-максималисты, эти не признавали никаких авторитетов и убить человека для них – как муху прихлопнуть.
Обычно в каждом районе крупного города – в Москве, Санкт-Петербурге была одна дружина. В среднем по численности 25–30 человек, преимущественно мужчин. Во главе – организатор. Он получал указания от центра, обустраивал явки, снимал конспиративные квартиры, динамитные мастерские. Сам в акциях не участвовал, при нём в тайнике хранилась касса дружины.
Вторым человеком был инструктор. Как правило – из бывших военных. Обучал боевиков навыкам практической стрельбы из винтовок и револьверов, взрывному делу. Два-три раза в месяц под его руководством боевики выбирались в глухие места, проводили стрельбы, метали бомбы.
Был в боевой организации секретарь, чаще женщина. Обычно с высшим образованием, выпускница женских институтов. На ней партийная работа, лекции, распространение нелегальной литературы, работа подпольных типографий.
Последним из руководства был завхоз. На нём организация складов с оружием и взрывчаткой, их доставка к месту акций.
Боевиков обучали азам конспирации, прописным истинам для тайной работы, безопасности. Например, боевики арендовали квартиры не выше второго этажа. Ежели нагрянет полиция или жандармы, можно быстро покинуть квартиру или через чёрный ход или окно. Зачастую дружинники имели при себе «короткоствол» – пистолет или револьвер.
Обычно не работали, деньги на проживание добывали экспроприациями почтовых отделений, банков, ссудных касс, а то и фабрик. А если и работали, то на заводах военных. Где можно было вынести с производства порох, капсюли, динамит и много чего ещё полезного. Выносили помалу, но каждый день. А если не получалось из-за бдительной охраны, так собирали на дому примитивные станки для снаряжения патронов по подобию заводских. На таких станках за месяц удавалось сделать до двух тысяч патронов. Чем не мелкосерийное производство?
Обучение боевиков предполагалось на воскресенье, а потому Коновалов решил провести рекогносцировку, выражаясь военным языком. Все жандармы в штатском, чтобы внимание не привлекать, выехали на служебной пролётке. Обухово – на юго-восточной окраине города и места там глухие – и леса, и болота. Но обнаружить стрельбище можно. Должна быть хоть какая-то, пусть малоезженая дорога, боевики наверняка на подводах приедут. На подводе удобно винтовки вывезти, прикрыв сверху сеном, рогожей. И второе – должна быть ровная и длинная площадка. Для стрельб из винтовок обычно выбирают дистанции двести-триста метров.
Информатор район указал без точного места, ибо подслушал отрывок разговора. Но жандармам не впервой, люди с военным образованием. Подходящих для стрельбища мест не так много, потому что рядом не должно быть населённых пунктов – сёл, деревень, хуторов. Заслышав выстрелы, жители или староста доложат в полицию. Кроме того, отыскав один раз подходящее место, боевики регулярно его использовали. И должны оставить следы – окурки, стреляные гильзы, обрывки газет, в которые заворачивали харчи для перекуса, а то и банки из-под консервов. О том, что мусорить нежелательно, боевики понятия не имели. Не потому, что культура низкая, а не думали, что по мусору можно вычислить. Двадцать пять – тридцать мужчин, это не три-пять человек, выехавших в лес на пикник, мусора много оставляют.
Выехали за город. Воздух в лесу чистый, в отличие от городского. В городе заводы и фабрики, трубы дымят. А ещё зимой отопление печами в домах. И даже летом печи горят, на них приготовление пищи идёт. Потому в городе запах дыма, сгоревшего угля или дров.
Ротмистр направление для поиска задал, приказав вернуться через час к пролётке. Повезло самому Коновалову. Уже через полчаса раздался одиночный револьверный выстрел, как сигнал сбора.
Выбрались к пролётке. Ротмистр довольный, рот в улыбке растянул.
– Похоже, обнаружил я стрельбище. Идём смотреть.
Место в самом деле подходящее. В лесу смолокуры или лесорубы вырубили когда-то длинную и узкую полосу, вероятно под станцию железной дороги или по другой надобности. Со всех сторон лес, ни пули в сторону не улетит, да и звук выстрелов деревья гасят. Ротмистр подвёл жандармов к определённому месту.
– Ну-ка, под ноги смотрите! Что видите?
А под ногами гильзы. Какие-то блестящие, свежие. Другие закопченные, блеск потерявшие. Матвей поднял одну гильзу. Винтовочная, от трёхлинейки, дульце с трещиной продольной. Явно кустарного снаряжения. Патрон, снаряженный не специалистом, может дать осечку, заклинивание гильзы в патроннике. Для солдата на войне задержка при стрельбе критична, может кончиться смертью. Боевик же просто сбежит с места теракта, иногда и заклинившее оружие бросив. Коновалов решил устроить засаду на боевиков. Риска, как в городе, для случайных прохожих нет. Стоит окружить скрытно, захватить. А кто не захочет сдаться – застрелить на месте, как сопротивлявшегося с оружием в руках.
