Матвей решил прогуляться по городу. Петербург он любил. Здесь родился, учился, служил. Был в других городах, но тянуло всегда сюда. Есть у Петербурга особое обаяние, чего нет в суетной Москве и даже Париже.
В Петербурге центр – это Невский проспект от Дворцовой площади до Александро-Невской лавры. Здесь даже в будни многолюдно. Народ по магазинам ходит – Елисеевскому, Гостиному двору, целому ряду книжных магазинов. Многолюдье Матвей не любил, перейдя Дворцовый мост, повернул налево, к Вознесенскому проспекту, к Исаакию.
После заморского странствия, да ещё и смертоубийства, надо очиститься, грех замолить. Свечки поставил, помолился. Храм старый, намоленный, в нём особая аура, благодать. Да, грешник Матвей, кровь на нём есть. Но никогда руку на безвинного не поднимал, а уничтожал только врагов империи, у кого оружие в руках или бомба, кто его страну развалить, разодрать в клочья хочет. Ну, свергнут они царя, кто встанет во главе? Какой строй будет? Как будет жить страна? Не дают ответа партии. Все революционеры призывают к свержению самодержавия, но что будет потом?
В итоге большевики обещали много. Рабочим заводы, крестьянам землю. Люди поверили, пошли за говорунами. В итоге получился великий обман. Землю селянам не дали, как и рабочим заводы, а устроили гражданскую войну, когда брат на брата шёл.
Когда Ленин умер, Сталин быстро физически убрал конкурентов – Зиновьева, Рыкова, Троцкого и многих других. И сам правил жестоко. Пролитая кровь безвинных его не останавливала. Для Сталина примером был Иван Грозный, однако – царь поменьше масштабом получился. В синодике о поминании усопших полторы тысячи человек числится, а при усатом грузине – на десятки и сотни тысяч. И синодика не было, поскольку церкви закрыли или взорвали, а священников расстреляли или отправили в лагеря для исправления, как служителей «опиума для народа», по выражению Ленина.
А русский человек не столько по закону жить хочет, а по справедливости. Эту особенность русского характера идеологи революционных движений учли! При агитации напирали на обиды, реальные и мнимые.
Матвей после Исаакиевского собора по улицам прошёлся. Питерский воздух – он особый, с запахом моря и залива. К Елисаветинскому институту почти вовремя подошёл, через четверть часа из дверей стали девушки выходить. Матвей дождался Елену. Она сама к нему подошла, к углу улицы, как уговаривались. Матвей вскочил с лавки.
– Куда пойдём? – спросил он.
– Мне всё равно, как скажешь.
– Кушать хочешь?
– Не откажусь.
Зашли в небольшой ресторанчик. Уютно, кухня русская. В ресторанах в центре города больше на заморские блюда перешли, пресыщенная публика на них быстрее ведётся. Матвей заказал суточные щи, да ростбиф, да расстегаи с рыбой с чаем. Всё с пылу – с жару, запах просто сногсшибательный. Оба молодые, аппетит хороший, съели быстро. Уходить не хотелось. Видимо, по вечерам и в выходные дни в ресторации музыканты играли. В углу пианино, на стене рядом гитара висит. Матвей официанта спросил – можно ли на гитаре сыграть? Получив согласие, поднялся, взял гитару, слегка прошёлся по струнам – настроена ли? Сел на стул. В зале публики мало, две парочки да Елена. Два часа пополудни, рабочий день, откуда народу взяться? Ближе к вечеру подойдут. Было бы публики много, Матвей наверняка не отважился. Заиграл одну из любимых своего папеньки.
Опять метель,
И мается былое в темноте…
Не знал он, что песню написал Меладзе сто лет спустя. Слова и музыка ему нравились, исполнил с чувством. Увлёкся, по сторонам не смотрел. Закончил петь и получил аплодисменты. Аплодировали все – публика, официанты, повара, вышедшие из кухни. Смутился Матвей. Сотрудники Охранного отделения привыкли к скрытности, а сейчас ангажемент. Поклонился людям за оценку своих способностей. Так ведь накатило. Ещё одну песню спел.
«Ой, то не вечер, то не вечер…»
И опять аплодисменты сорвал. Повесил гитару на стену, вернулся к столику с Еленой. Почти сразу подошёл господин, как понял Матвей – управляющий заведением.
– Простите за беспокойство, сударь. Не желаете ли по вечерам концерты для публики давать? Не задаром, понятно. А ещё ужин за счёт заведения.
– Я подумаю, – не стал огорчать отказом управляющего Матвей.
Жандармским офицерам, впрочем, как и другим – в армии, флоте, гвардии, полиции – воспрещалась категорически подработка на стороне в любом статусе.
– Тогда вашей даме угощение за счёт заведения.
Управляющий щёлкнул пальцами, официант принёс блюдце с пирожным и чашечку новомодного кофею.
– Приятного аппетита! – откланялся управляющий.
– Не знала, что у тебя талант, – сделала глоток Елена.
– Да какой талант, о чём ты! – Матвею было неловко.
Получалось – прилюдно хотел блеснуть способностями, чтобы произвести впечатление. Но добился результата. Причём – даже осязаемого – кофе и пирожное. Владение инструментом, наличие слуха и голоса всегда повышали статус владельца.
– М-м-м! Вкусно как!
Елена вздохнула. Девушки любят сладкое, но ограничивают себя, боясь испортить фигуру.
После ресторана погуляли, поговорили – о городе, поэзии. Лена хорошо знала стихи Пушкина, любила их. Расстались вечером, уговорившись встретиться в воскресенье, через день.
А следующим днём Матвей едва сам не погиб. Из-за активности террористов разных партий руководство Охранного отделения издало циркуляр – форменное платье носить в дни торжеств, массовых мероприятий. В остальное время ходить в гражданской одежде, чтобы не стать мишенью. С 1901 по 1911 год жертвами терактов стали семнадцать тысяч человек, из них четыре с половиной тысячи государственные служащие – чиновники, полицейские, офицеры, причём среднего и низшего звена, которые на виду. Но в декабре 1907 года членом летучего боевого отряда эсеров Рогожниковой был убит начальник главного тюремного управления А. Максимовский.
При терактах, особенно взрывах бомб, погибали случайные свидетели. Убитых было 2180 и ранено 2530 человек. Только в 1907 году каждый день по стране в среднем погибали от рук революционеров 18 человек. Полиция и жандармерия действовали активно. В 1907 году были арестованы и приговорены военно-полевыми судами к смертной казни 1056 человек, казнены 456. Остальных помиловали, заменив казнь ссылкой, каторгой или тюрьмой. В масштабах страны – мало, революционеры либерализм царского правительства восприняли как слабость. А хуже всего, что правительства европейских стран обвиняли царя в деспотизме, хотя в США смертных приговоров было в два раза больше.
Утром Матвей отправился к белошвейке, надо было заказать новый костюм. Для работы, для повседневной носки он, как и многие, покупал одежду готовую. Но и её приходилось подгонять – то длину брюк укорачивать, то пуговицы перешивать. А Матвею требовался костюм выходной, чтобы сидел отлично, по фигуре. Лето, июль, тепло. Матвей в лёгкий костюм одет, во внутреннем кармане пиджака револьвер, в нагрудном – жетон жандарма.
