Влиятельных врагов, недоброжелателей и завистников у него хватало и в тех самых «высших сферах», и среди других сословий. На этом основании тогда же кое-кто делал выводы (порой дословно повторяющиеся в наши дни): Трепова в Петербурге ненавидели.
Были ненавистники, да. Вот только кто? Тут уж следует обратиться к воспоминаниям видного правоведа А. Кони (причем изрядного либерала, которого никак нельзя назвать таким уж доброжелателем Трепова): «Будучи назначен на эту должность в 1866 году, он нашел петербургскую полицию в полном упадке. Его ближайшие предшественники играли роль начальства, но почти не заботились о правильной организации полицейского порядка в столице и о надзоре за ним. Петербургская полиция, в лице многих из своих чинов, дошла до крайних пределов распущенности и мздоимства. В противоположность своим предшественникам, Трепов прошел в должности варшавского генерал-полицмейстера хорошую практическую школу и явился в Петербург с запасом богатого опыта. Он очистил состав полиции, переименовал и обставил ее членов прилично в материальном отношении. Подвижный, энергичный, деятельный, во все входящий, доступный и участливый к нуждам обращавшихся к нему лиц, Трепов вскоре стяжал себе между простым народом чрезвычайную популярность».
Так что круг недоброжелателей Трепова, безусловно, не стоит распространять на «весь Петербург». В первую очередь его ненавидели вышвырнутые со службы нечистые на руку полицейские, домовладельцы, вынужденные платить большие штрафы за тот свинарник, что развели у себя во дворах (в том числе, повторяю, и люди очень даже небедные). А вот простой народ не мог не помнить, к примеру, историю с дровами. «Когда однажды цена на дрова в столице подскочила с 4 руб. до 7, что ударило, прежде всего, по беднейшим жителям, Трепов распорядился закупить необходимое количество дров и продавать по старой цене».
Трепов умер в 1889 году. Последующее показывает: его имя стали умышленно погружать в небытие. Никаких случайностей. Я просмотрел несколько дореволюционных энциклопедических словарей, в том числе самый серьезный – многотомник Брокгауза и Ефрона. Фамилии Трепова нет нигде. Как будто и не было человека, приложившего столько трудов для развития русской полиции. Случайностью это никак не объяснишь…
В советское время ситуация усугубилась: Вера Засулич считалась героиней, а Трепова иначе как «царским сатрапом» не именовали, его биографией и деятельностью на посту градоначальника не интересовались совершенно. Пару добрых слов о нем можно было прочесть разве что в собрании сочинений Кони, изданном в 60-е годы прошлого века, но широкому читателю оно не предназначалось.
И уж тем более не издавались записки полицмейстера Дубиссы-Крачака, давшего Трепову такую оценку: «Таких градоначальников долго будет дожидаться Петербург; Трепов был не заурядный человек, а положительный гений, и если он проявил дар свой только на должности санкт-петербургского градоначальника, то лишь потому, что по этому пути направилась звезда его; на всяком другом пути он был бы столь же заметен». У полицмейстера была репутация человека критического склада ума, не склонного к пустым похвалам и ненужной лести, да и написано это уже гораздо позже смерти Трепова…
Но в том-то и дело, что Трепов был фактически вычеркнут из истории сразу после смерти, однако все его нововведения уже никто не мог отменить ввиду их нешуточной полезности. Так что российская полиция продолжала жить «по Трепову» во многих областях деятельности.
Вместо прежних недотеп-будочников службу на улицах несли городовые. Теперь их набирали на службу по совершенно другим принципам, без насильственного «отъема» солдат у строевых командиров. Теоретически кандидатом в городовые мог поступить любой, но брать старались отставных солдат и унтер-офицеров, физически сильных, непременно умевших читать и писать (городовым ведь предстояло составлять протоколы и читать циркуляры начальства). Предпочтение старались отдавать женатым, как людям более «основательным», с крепким «житейским тылом».
Принятые поступали в так называемый Полицейский резерв (учрежденный опять-таки Треповым). Там их учили, и учили серьезно, как теории, так и практике. Городовой должен был четко знать, как ему действовать в тех или иных случаях: когда можно бесплатно, по казенной надобности, взять извозчика (например, для доставки в участок задержанного преступника или пьяного), помнить порядок зажигания уличных фонарей, правила езды экипажей, ремонта домов, вывоза нечистот, задержания нищих и даже перевозки мяса. Знать правила наблюдения за уличными продавцами газет и торговцами, публичными домами и питейными заведениями. Учили, как действовать при пожаре и наводнении, как поступать, если заметят человека, выходящего в ночное время из дома с узлом или другой тяжелой поклажей, при обнаружении в чьем-то домовладении повесившегося и даже тому, какие меры принять, если на его участке объявится бешеная собака. «Инструкция городовому» была гораздо тоньше руководства для околоточных, но все же насчитывала 96 параграфов, которые всякий должен был вызубрить, как «Отче наш». Кроме того, заступив на пост, он должен был держать в памяти или по крайней мере записанными в блокнот:
«1. Находящиеся под надзором его поста улицы, площади, мосты, сады, церкви, казенные, общественные и частные здания и фамилии домовладельцев.
2. Места нахождения ближайших пожарных кранов и сигналов пожарных ящиков и кружек для пожертвований (за кружками требовался особый надзор – мазурики на них покушались частенько. – А. Б.).
3. Ближайшие от своего поста: больницу, аптеку, родильный приют и телефон, которым, в случае надобности, могли бы воспользоваться чины полиции.
4. Адреса живущих поблизости от его поста врачей и повивальных бабок (акушерок. – А. Б.).
5. Местонахождение камер (канцелярий. – А. Б.) прокурора Окружного суда, участкового мирового судьи и судебного следователя.
6. Местожительство проживающих вблизи его поста высокопоставленных лиц».
Это теория полицейского дела. Что до практики – городовых до седьмого пота учили самообороне без оружия – голыми руками отбивать нападение с палкой, камнем, ножом, револьвером. В основе лежала крайне популярная тогда японская борьба «джиу-джитсу», предшественница нынешнего дзюдо. О том, насколько хорошо учили, свидетельствуют два интересных факта.
Однажды в Петербурге состоялись международные соревнования по рукопашному бою среди рядовых полицейских, в том числе и состязания по джиу-джитсу. Японская полицейская команда на них заняла второе место. Попробуете с первого раза догадаться, кто занял первое? Правильно, наши городовые. Это многое говорит об уровне подготовки…
Второй случай. Однажды в Петербург на гастроли заехала труппа мастеров национальной исландской борьбы «глим» – еще один вид рукопашной, включающий самооборону голыми руками от вооруженного противника. За хорошие деньги продемонстрировав свое искусство, заезжие гастролеры объявили, что они владеют «непобедимыми приемами» – говоря проще, они тут самые крутые. И стали вызывать желающих на поединок, обещая, если проиграют, солидный денежный приз.
Вообще-то это была и старая русская традиция, касавшаяся, правда, борцов, – соревнования по борьбе тогда происходили в цирке, и какая-нибудь Красная или Черная маска (борцы частенько ради пущего пиара выступали в масках, скрывая имя и личность) приглашала желающих из публики побороться.
