— Я Мора Райли. — Наклонившись, чтобы отстегнуть ремни
детского кресла Эшли, Шон услышал голос Моры.
Малышка что-то залепетала, потом сказала: «Привет!» и широко
улыбнулась ему. Он поднял Эшли на руки и поставил на землю, а Лили взяла ее за
руку.
Шон выпрямился и представил всем Мору. Не привыкнув общаться
с детьми, она держалась несколько натянуто, но улыбалась искренне. Чарли
смотрела на нее с опаской, Камерон — отстраненно. Эшли спряталась за юбкой
Лили.
— Ты знала маму и папу? — спросил Камерон. Мора переложила
сумочку из одной руки в другую.
— Нет, но я уверена, что они были замечательными. Я пришла
сюда вместе с вашим дядей Шоном, потому что мы с ним близкие люди. Надеюсь, вы
расскажете мне все о своих родителях.
— Уж конечно, — отозвался Камерон. — С большим
удовольствием. — И направился в церковь.
Его сарказм обескуражил Мору, но сейчас Шону было не до
того, чтобы заставлять племянника извиняться. Глупо ожидать, что они, как по
волшебству, станут одной большой счастливой семьей.
— Пора идти в церковь, — негромко сказал он.
Джейн Кумбс, как обычно, опаздывала. Войдя в церковь, она
бросилась к детям, заплаканная и несчастная, какой была всю эту неделю. Шон
закусил губу, чтобы не приказать ей заткнуться и не путать Чарли и Эшли. Но кто
он такой, чтобы осуждать эту женщину? А что если она просто не может
остановиться?
Еще три незнакомых ему человека вошли вслед за Джейн.
— Мои родители и сестра, — объяснила Лили. — Извините, я
отойду на минуту.
Она подошла поздороваться с ними. Ее родители, красивая
пара, оба были безупречно одеты, но держались с Лили крайне сдержанно. «Бога
ради, да обнимите же ее, — подумал Шон. — Вы что, не видите, как ей это нужно?»
К счастью, сестра обняла Лили, и так крепко, что шляпка
слетела с ее головы.
— Шон Магуайер, — представился он, подняв шляпку Лили и
пожимая руки всем троим: Теренсу, Шерон и Вайолет. — Спасибо, что приехали.
— Дедушка здесь! — воскликнула Чарли, и лицо ее осветилось.
Девочка бросилась к дверям.
— Привет, красавица. Конечно, я здесь. — Отец Шона, Патрик
Магуайер, прилетел прошлым вечером. Он поздоровался с Лили и со всеми
остальными, пожал руку Шону. — Как ты, держишься?
Шону очень хотелось ответить: «нет». «Нет, отец, мне очень
трудно. Не поможешь ли мне? » Он никогда не сказал бы этого, потому что знал,
каков будет ответ. Его отец будет запинаться и перечислять причины, которые
помешают ему помочь Шону с детьми Дерека.
— Да, — ответил Шон, — с учетом обстоятельств.
— Извините, что не удалось приехать раньше, — сказал Патрик.
— Мне нужно было кое-что закончить.
«Кто бы сомневался», — подумал Шон.
— Нет проблем, — произнес он вслух. На самом деле ему
хотелось схватить отца, потрясти за плечи, потребовать, чтобы он осознал, что
произошло в их семье. Но какое это имело сейчас значение! Шон высвободил свою
руку и положил ее на плечо Чарли. — Пора начинать.
Когда все расселись на скамьях в церкви, Шон окинул взглядом
собравшихся. Дети сидели чистенькие, в своих лучших нарядах, окруженные
почтительным вниманием. Камерон казался уменьшенной копией Дерека в новом
костюме и ботинках, купленных специально для похорон. На Чарли было
темно-зеленое платьице с черным бантом, миниатюрная версия того же платья была
и на Эшли. Лили надела темно-синий костюм и туфли на низких каблуках. В одной
руке она держала сумочку, в другой — несколько бумажных карточек. Взволнованная
и серьезная, она собиралась произнести прощальную речь на похоронах подруги.
Распорядитель похорон провел их к передней скамье. Директор
школы Чарли сидела сразу за ними, готовая забрать Эшли, если та вдруг
расшумится. Дубовые гробы, украшенные цветами, сверкали в солнечном свете. Он
проникал в церковь сквозь окно с изображением Святого Духа. И Шон снова
почувствовал, что поднимается вверх и не в силах удержаться на земле.
Глава 21
Похороны походили на жестокий спектакль, который отчасти был
ритуалом для прессы, а не только печальной церемонией. Лили ощущала усталость и
горечь, была измотана до предела. Службу сопровождали постоянные всхлипывания,
музыка и прочувствованные речи. Все пытались выразить то, что нельзя описать
словами: тяжесть страшной потери, безысходную печаль и страх троих детей,
которым предстояло расти без родителей.
Лили удивило и тронуло, что приехали ее родители и сестра.
Они мало знали Кристел, однако понимали, как важна она была для Лили. Когда
пришла ее очередь говорить, Лили бросила испуганный взгляд на мать, и та
спокойно кивнула ей. Это означало: «Ты справишься».
Лили встала и пошла к кафедре. Ради детей она заставила себя
говорить ясным, ровным голосом, рассказывая людям, собравшимся в церкви, о том,
какой прекрасной матерью, подругой и человеком была Кристел.
«Лучшая подруга и любящая мать». — Вчера вечером, когда Лили
писала свою речь, эти слова казались ей самыми подходящими. Однако сейчас,
усиленные микрофонами, они прозвучали сухо и безжизненно. Лили отложила свои
карточки, на мгновение прикрыла глаза и представила себе Кристел.
— Мне было восемь лет, когда я познакомилась со своей лучшей
подругой, — сказала она, открывая глаза. — Ей было тринадцать, и она совсем не
собиралась дружить со мной, а была просто моей временной нянькой. Дружба
возникла позже. И продлилась всю жизнь... — Лили умолкла и глубоко вдохнула,
пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Когда я была маленькой, то думала, что
она знает все на свете. Двадцать два года спустя могу сказать, что так оно и
было. Благодаря прекрасным детям, Кристел познала радость и счастье жизни,
наполненной любовью. А ведь именно это нужно каждому человеку! — Лили сама
удивлялась словам, которые произносила. Этого не было в ее заметках. Они
содержали перечень Достижений Кристел, воздавали должное ее характеру. Но
сейчас было поздно отступать, и Лили решила быть краткой. Она снова умолкла и
посмотрела на детей. Эдна увела Эшли, когда та начала хныкать. Чарли сидела
неподвижно, глядя прямо перед собой. Рядом с ней сидел Шон, на его лице было до
странности похожее выражение. Камерон казался раздраженным, почти разъяренным,
и постоянно ерзал.
Лили была рада видеть учеников и учителей из своей школы,
однако они выглядели напряженными, беспокоились и перешептывались на задних
рядах, явно стремясь поскорее оказаться в другом месте. Она не заметила Грега
Дункана, и это разочаровало ее. Как тренер Камерона, он мог бы прийти, однако
таков уж был Грег.
— Я не вижу высшего смысла в том, что моя подруга умерла, —
сказала Лили. — Может быть, когда-нибудь мне удастся постичь его. Я вижу
огромный смысл в ее жизни, а не в смерти. Я любила Кристел Бэрд Холлоуэй. И
буду помнить о ней и о нашей дружбе всю жизнь. — Лили откашлялась; грудь ее
сдавило так, что она с трудом дышала. — Прощай, Кристел. Ты будешь жить в
сердцах тех, кто любил тебя.
