Можно было бы зачетное шмотье покупать в бутиках, так на то не имелось ровно никакой необходимости – униформа (строгий деловой костюм известной фирмы) у него имелась и постоянно обновлялась, какие-то аксессуары дорогие, элитные, ему дарил министр с барского плеча – галстуки, ремни, запонки, галстучные зажимы, даже обувь крутейшую. Один раз подарил настоящие часы «Патек», сказал, мол, ему презентовал проситель, которого он терпеть не может. Игнат все посматривал на эти роскошные часы пару дней, глаз не мог отвести, охреневая от осознания, сколько они стоят и что это теперь его вещь. А потом снял, чтобы не отвлекаться от дороги.
Но вот решил, что надо купить квартиру, чтобы съехать от матери и жить самостоятельно, а то, даже чтобы трахнуться нормально, с оттягом, ему приходится снимать номер в гостинице. Но когда министр узнал в легкой беседе по дороге, что Игнат копит деньги на квартиру, хмыкнул саркастически и через неделю подарил своему шоферу однушку на Смоленской набережной.
Крутяк полнейший, просто охренительный! Снос башки!
На такие поступки и подарки способны только очень неординарные люди. И очень богатые. Как бы очень-очень богатые.
После такого подарка и отношения к нему, к Игнату, с такой заботой тот стал самым преданным служащим у министра, почитая его чуть ли не за отца родного.
И так бы эта замечательная жизнь Игната и продолжалась, но поползли вдруг всякие слушки, шепотки и намеки о делах и делишках его шефа.
Богатые и властные люди, занимающие высокое положение, редко задумываются над тем, что обслуживающий их персонал, общаясь между собой и с персоналом, работающим на других таких же богатых и властных, как правило, из одних структур и ведомств, в курсе всей подноготной своих хозяев и всех их родных и близких, а уж об их делах знают порой больше даже самих хозяев. Что уж говорить о персональных водителях, которые частенько имеют интимные связи с горничными и домработницами и с наслаждением перемывают кости своим нанимателям в минутки близости.
Вот такого рода настораживающие слухи все чаще стали доходить до Игната, что, мол, министр его попал под раздачу сразу с двух сторон – от криминала, с которым сотрудничал в той или иной мере, и от аппарата, в котором кому-то перешел дорогу, а кого-то сильно раздражал тем, что зарвался.
Ох и не шоколадно это было все, ох не шоколадно!
Игнат прямо спинным мозгом чувствовал, что надвигается какая-то беда. Да и как тут не чувствовать, когда в один день вдруг прибавилось охранников у шефа, то было двое, теперь стало четверо, двое из которых теперь всегда ездили с ними в машине. Да и общее какое-то напряжение витало в воздухе – шеф стал задумчив, молчалив и как-то особенно нервозен.
Одним утром, как было заведено, Игнат подогнал машину к подъезду дома шефа и ждал появления того, не глуша мотора. Сидел и размышлял о том, что последние дни шеф заметно так взбодрился, был все чаще в прекрасном настроении, посмеивался, шутил, явно дела его пошли в гору, что не могло не радовать Игната.
Вот и сейчас министр бодрой деловой походкой вышел из подъездных дверей, которые распахнул перед ним один из охранников, явно в прекрасном расположении духа и, посмеиваясь на ходу какой-то шутке, направлялся к ожидавшей машине. Два охранника по бокам, третий сзади объекта, а четвертый, что шел впереди, распахнул перед ним заднюю дверцу лимузина.
И в этот момент раздались выстрелы. Нет, ничего не раздалось – самого звука выстрелов не было слышно совершенно, но вдруг охранник, что шел сзади министра, как-то неловко споткнулся и начал заваливаться вперед, и на белоснежной рубашке на его груди расплывалось алое пятно.
Страшно заорали два других охранника, кинувшись прикрывать министра, третий выхватил пистолет из подмышечной кобуры и водил им из стороны в сторону, пытаясь определить место, откуда ведется огонь на поражение, но упал с простреленной головой.
А Игнат замер в полном шоке, глядя на нереальную картину, творящуюся возле машины, смотрел в ужасе, и почему-то ему казалось, что все происходит очень медленно, затяжно – вот двое оставшихся охранников заталкивают через распахнутую заднюю дверцу в машину министра, и один из них падает на пороге как подкошенный, туловищем оказываясь в салоне, а ногами наружу, а второй кричит Игнату, широко и медленно разевая рот:
– Ходу!! Ходу, твою мать!!!
И, не успевая ничего сообразить, на автомате Игнат втапливает педаль газа в пол и рвет машину с места, видя в боковое зеркало, как мягкой, безвольной куклой выпадает из салона, оставаясь лежать на асфальте, подстреленный у самой машины охранник, а на него падает последний, четвертый, и как болтается незакрытая дверца.
Он пришел в себя быстро, практически сразу, заехал в какой-то двор, выскочил, сунулся в задний салон… В министра попала не одна пуля, две. Игнат заметил точно: одна в спину навылет, а вторая в шею, но он был жив, с трудом дышал, не мог говорить, истекал кровью и только смотрел на своего водителя диким, ничего не видящим взглядом.
– Я сейчас! – пообещал ему Игнат и метнулся назад на водительское кресло, схватил трубку оперативного телефона, установленного в машине, проорал, сообщая о нападении, и рванул к ближайшей больнице. Благо ближайшей оказался институт Склифосовского, совсем рядом. Игнат снова позвонил по экстренной связи и прокричал, чтобы связались со Склифом и предупредили о раненом, которого он везет.
Министра до приемного покоя Игнат довез живым, а вот до операционной того довезти уже не успели – умер на каталке.
Потерянный Игнат, не понимавший, что теперь следует делать, куда идти, с кем говорить, кому звонить и докладывать, стоял посреди холла приемного отделения, пока какая-то пожилая медсестра не сказала ему с искренним сочувствием:
– Вам бы надо переодеться, вы весь в крови. И, наверное, сообщить своему начальству о том, что случилось.
– Да, – кивнул Игнат, немного приходя в себя. И повторил: – Да.
Он вернулся к машине, которая так и стояла у дверей приемного отделения с настежь распахнутыми водительской и пассажирской дверцами, кинул взгляд в салон, только сейчас заметив, как много крови натекло на заднее сиденье и на пол, и, все еще тормозя, не выйдя полностью из шокового ступора, достал из багажника ветошь и принялся оттирать сиденье, не осознавая всю бесполезность этого занятия.
Заметил на полу у правого окна небольшой портфель, который шеф иногда брал с собой на различные, как правило, неслужебные встречи. Перед глазами сразу же выскочила яркая картинка, как министр, посмеиваясь чему-то, выходит из подъезда и в руке у него этот самый портфель, как заталкивают его ребята в машину, головой вперед, вместе с портфелем, который министр так и не выпустил из руки до самого конца.
Горло перехватило спазмом, и на глаза навернулись слезы. Игнат дернулся, рывком выскочив из машины, сдерживаясь как мог, но не сладил с эмоциями, пропустив-таки несколько слез. Стер их рукавом пиджака и вдруг заметил, что его рука в крови, и только на этом факте его сознание, словно щелчком, полностью вернулось назад.
