– Почту за честь, Станислав Михайлович, – щедро улыбался хозяин и повторился, – почту за честь.
Не дождавшись протянутой для рукопожатия руки, Лигов, удивленный этим настораживающим фактом, вместе с опасением сумел скрыть и, продолжая открыто, радостно улыбаться, пригласил широким жестом, пропуская гостя вперед:
– Милости прошу.
– Благодарю, – солидно кивнул тот, но в распахнутые настежь двери сразу не пошел: повернулся к Северову. Вот ему он руку протянул: – Антон Валерьевич, – не спросил, констатировал.
– Здравствуйте, Станислав Михайлович, – пожал протянутую руку полпреда Северов, слегка улыбнувшись уголками губ.
– С соседом твоим вот тоже хотел встретиться, – добродушно пояснил Юдин и спросил для проформы: – Не возражаешь?
Если Лигов и удивился знакомству представителя президента с непонятным каким-то соседом и насторожился странностям происходящего, то никаким образом этого не продемонстрировал, не дрогнув ни одним мускулом на лице, продолжая излучать радостный подъем и открытое гостеприимство. Ну, а что вы хотели, столько лет на высоких должностях: школа, куда там народным артистам.
– Буду только рад укреплению добрососедских отношений, – и выдохнул бодренько, по-простецки так: – Ну, проходите, проходите.
Юдин, сопровождаемый хозяином и чуть пропустившим их вперед Северовым, следом за которым двигались остальные члены «делегации»: три охранника и два следователя, – прошествовали по дорожке в дом и прошли в главную гостиную, в одной из частей которой суетящиеся, переполошенные слуги торопливо накрывали большой стол для приемов.
– Кофе, аперитив с дороги для аппетита? – предложил Лигов.
– Пожалуй, кофе, – решил Юдин, устраиваясь в кресле возле кофейного столика.
– Одну минуту, – улыбнулся хозяин, жестом предложив Северову расположиться на диване и присаживаясь в кресло напротив главного гостя, которому пожаловался так по-житейски, как хорошему другу, – куда-то запропастилась Алевтина Степановна, она у меня командует персоналом, а без ее руководства они не очень расторопны.
Но горничная уже несла поднос с тремя маленькими чашечками на блюдцах и тремя медными маленькими джезвами на деревянных подставках, исходивших паром аромата дорогого кофе, и тремя же высокими узкими стаканами с холодной водой, которые быстренько расставила перед каждым гостем, перелила напиток из джезв в чашечки и отступила на пару шагов в ожидании возможных распоряжений.
– Ты извини, что без предупреждения, – не извиняясь ни на грамм, произнес добродушным тоном человека, вынужденного следовать положенной процедуре, Юдин и вздохнул, позволив скорби чуть отразиться на его лице: – Ты о моей беде слышал?
– Конечно, Станислав Михайлович, – сочувствующе кивнул хозяин. – Страшное горе. Такая девочка прекрасная и такое… Мои искренние соболезнования. Хотя… – протянул он задумчиво, выражая полную искренность и понимание, – разве ими поможешь.
– Соболезнованиями не поможешь, но кое-чем ты помочь можешь, Олег Владимирович.
– Всем, чем угодно, – выказал готовность хозяин.
– Тут, понимаешь, тут такое дело… – начал Юдин и прервался, отпив неторопливо кофейку, посмаковал, оценив напиток одобряющим кивком головы.
Северов, проигнорировав кофе и воду, стоявшие перед ним на журнальном столике, наблюдал эту игру с особым удовольствием зрителя, попавшего на лучшие места в партере на спектакль в исполнении мэтра театрального искусства.
– …выяснилось, – уронил следующее слово Станислав Михайлович, поставил блюдце с чашечкой на стол, откинулся на спинку кресла и посмотрел внимательно, но пока все еще дружески на хозяина, – что человек, убивший мою Юлю, – твой родственник. Племянник.
– Да, – сразу подтвердил Лигов, даже не думая отпираться. – Я узнал об этом два дня назад. Мои люди ищут этого гаденыша по всем его друзьям, знакомым, норам и притонам. Найдут, – легко пообещал Олег Владимирович. – И передадут тебе.
– Да мне-то зачем, – отмахнулся от щедрого предложения гость, не приняв этой подачи. – Следователям вон, – указал он кивком головы на стоявших следователей, – передай для свершения правосудия, – и «вспомнил» цель своего визита. – Кстати, мы по этой причине и потревожили тебя с утра пораньше, Олег Владимирович. – И пояснил, не забыв выдержать еще одну паузу: – Понимаешь, следователи – ребята подневольные и обязаны соблюдать букву закона, которая гласит, что надо провести опрос и осмотреть жилье всех родственников беглого преступника. Понятное дело, что родителей и друзей-приятелей, подружек твоего племянника давно уже опросили и все проверили. Ну а к тебе же так просто не пойдешь. Вот и обратились ребята ко мне за помощью, – с видом добродушного дядюшки разъяснял Юдин и спросил еще более добродушно: – Ты не будешь против, Олег Владимирович, чтобы следователи и мои ребята осмотрели твой дом и участок? – И придал налет незначительности своей просьбе: – Так, никаких обысков, осмотрят для протокола, для соблюдения формальностей.
– Разумеется, Станислав Михайлович, – выказал горячую готовность к сотрудничеству Лигов. – Обязательно, я даже настаиваю на серьезном осмотре. Мои служащие покажут абсолютно все, откроют все двери.
– Вот и хорошо, – кивнул Юдин и отдал распоряжение ожидавшим охранникам и полицейским: – Начинайте, ребята.
Северов встал, кивнул сдержанным поклоном и покинул уважаемых господ, присоединяясь к поисковой бригаде.
– Антон Валерьевич, – ответил на вопросительный немой вопрос хозяина Юдин, – свидетелем побудет, чтоб соблюсти все формальности. Я попросил.
Беглого гонщика нашли быстро, примерно минут через двадцать. Нашел, понятное дело, Северов, который знал, где искать, и главное, умел это делать на таком уровне, о существовании которого даже не подозревали остальные служивые ребята, принимавшие участие в поиске.
Небольшая каморка, два с половиной на два с половиной метра, находилась за отодвигавшимся на шарнирах тяжелым стеллажом в дальнем углу подвала. Когда, отодвинув стеллаж, открыли встроенную, сливавшуюся со стеной дверцу, из закутка ощутимо так шибануло спертым воздухом, пованивавшим отхожим местом, а «сиделец» принялся возмущаться:
– Ба, ты совсем… – и осекся, не признав в вошедшей в каморку мощной фигуре одного из охранников Юдина родную бабушку.
Протокол соблюли по всем правилам, о чем так ратовал полпред: понятых из числа прислуги назначили, права задержанному зачитали. Но, когда хлопчика карцерного скрутили под нежные ручки охранники Юдина, из ушлепка, до сих пор не прочувствовавшего всей глубины своего попадалова, поперла привычная нахрапистая бычка.
– Эй, вы чо, охренели! – орал тот. – Больно, мать вашу! Отпустил руку, козел! А-а-а-а! – заорал, когда охранник чуть наддал болевого эффекта, приподняв руку задержанного повыше. – Ах ты ж козел!
Когда орущего Виталика выводили из дома и конвоировали в машину, изменившийся в лице, побледневший так, что губы стали одного оттенка с бледной кожей, Лигов убеждал полпреда в своей непричастности, уже безысходно осознавая всю бесполезность собственных слов и уверений.
