– И что мешает тебе взять ребенка с собой? – не поняла Анна.
– Ребенок и мешает, – пояснила Виктория. – Он требует любви, заботы, беспокойства о себе, а я буду сосредоточена только на работе и, переживая за него и думая о нем, могу упустить что-нибудь жизненно важное в работе, да и ему не смогу уделять должного внимания. К тому же что скрывать: мать я никакая, тебя бросила на бабушку с дедом, практически не принимая участия в твоей жизни, не помогла и не поддержала, когда ты очень нуждалась в этом, просто потому что не знала и не понимала, что тебе требуется помощь и поддержка. А Саша вот всегда знала и чувствовала, что ты нуждаешься в помощи, и волновалась о тебе, переживала и помогала, в гораздо большей степени став тебе матерью, чем я. Но это не потому, что я тебя не люблю или равнодушна к тебе, просто для меня работа, дело, которым я занимаюсь, всегда на первом месте. Я карьеристка и не скрываю, что получаю удовольствие от такой жизни и от своей реализации в деле.
– Ладно, мам, это все прошлая жизнь, что ее перебирать-то теперь, – остановила ее признания Анна. – Бабушка Муся всегда мне рассказывала, какая ты умница, какая трудолюбивая и упорная, гордилась тобой. Я никогда не обижалась на тебя и не питала иллюзорных ожиданий. У меня нет никаких претензий к тебе или отцу. Все сложилось как сложилось.
Виктория Юрьевна смотрела на дочь долгим изучающим взглядом и, покрутив пораженно головой, произнесла совсем другим, лишенным всякого деловизма, прочувствованным тоном:
– Права была Мусечка: светлая ты у нас, блаженная какая-то. Ни на кого не обижаюсь, никого ни в чем не виню, ни к кому претензий не имею, ни от кого ничего не жду. Как ты у нас с Александром такая получилась, загадка, – покрутила еще головой, все поражаясь, и, резко выдохнув, вернулась к своей обычной манере изложения, деловито-напористой: – Ладно, дочь. Ты права: все сложилось как сложилось. Честно говоря, Ань, я поняла, что не тяну ребенка ни физически, ни морально. Оказалось, что мне это просто тяжело и не по нервам. У меня сложилась определенная жизнь, карьера, в которую никаким образом не встраивается ребенок, пусть даже с кучей нянюшек. И я решила, что лучше тебя о нем не сможет позаботиться никто. Вот такая я мать-кукушка, – усмехнулась она, – подкидываю своих кукушат. – И спросила, посмотрев цепким изучающим взглядом на дочь: – Возьмешь Ромку в сыновья?
– Ну, конечно, возьму, – улыбнулась открыто и светло Аня. – Ты же это знала и просчитала с самого начала, мам.
– Знала, – кивнула Виктория Юрьевна, все-таки облегченно вздохнув: знать-то она знала и рассчитала, но все же нервничала и не была уверена до конца. И предложила, улыбнувшись: – Ну, раз основная договоренность достигнута, приступим к деловой части нашего соглашения.
Отказываться от материнских прав Виктория Юрьевна не собиралась, оформив совместную опеку с Анной на Ромку и подписав генеральную доверенность на разрешение дочери вести все юридические дела ребенка. Зато ее муж, который официально считался отцом ребенка, поскольку они все еще состояли с Викторией в браке, оформил отказ от отцовских прав на мальчика. Виктория продумала и позаботилась обо всех мелочах и частностях, даже о такой, как обучение новоявленной «матери» обращению с младенцем, для чего была нанята специальная няня-медсестра из педиатрического центра.
И Ромочка остался жить с Аней. Навсегда.
– Мальчик знает о существовании родной матери? – находясь под впечатлением от рассказа девушки, расспрашивал Северов.
– Да, конечно. Он знает, кто его мать и где она находится, чем занимается, и иногда даже общается с ней по видеосвязи. Но очень редко. Мне кажется, что он воспринимает тот факт, что у него есть какая-то далекая, прекрасная и богатая мама, как элемент какой-то жизненной игры. Не то чтобы совсем иллюзию, раза четыре они даже встречались, то есть это все-таки реальная для него женщина, но какая-то все же абстрактная.
– А про отца он спрашивает?
– Спрашивал, а как же. Как любой нормальный ребенок, особенно мальчик. Я объяснила, что его отец расстался с мамой задолго до его рождения и понятия не имеет, что он родился. На этом настояла его мама. До сих пор не знаю, правильно ли я поступила.
– Про погибшего летчика или полярника было бы хуже, – поддержал ее Антон. – И больней, когда бы мальчик узнал, что это фейк откровенный и его дурили всю жизнь.
– Я вот тоже так подумала, – вздохнула Аня, поделившись переживаниями: – Я Ромке стараюсь вообще не врать. Он такой необыкновенный человек, чувствует обман, вранье и ужасно негодует, если ловит меня даже на мелком обмане в благих целях. Сердится и требует: не обманывай меня, лучше мы по-честному во всем разберемся, – и разулыбалась, вспомнив сына. – А я уточняю: даже если я спрятала от тебя вредные конфеты, а ты спрашиваешь, есть ли они у нас? А он говорит, честно признайся: «Спрятала и не покажу куда», а я искать начну. И смеется: так-то и целый квест получится.
– А как он к вам обращается? Мамой называет?
– Когда совсем маленький был, называл мамой, ему это было обязательно нужно, я консультировалась со специалистами. Позже стал называть «мама Аня», он еще немного картавил тогда, и получалось смешно, какая-то «маманя», как в мультике про телка. Года три назад все чаще начал называть по имени, но и мамой зовет. Он надо мной шефство взял как над совершенно технически неграмотным человеком. С техникой у меня и на самом деле дружбы как-то не получается и с электроникой тоже. А вот Ромка… Я его очень рано отдала в научный кружок, прямо с семи лет, у них там наставники серьезные, часто и ученые проводят занятия, а его научный руководитель – очень хороший человек. Главное, что он среди мужчин, это очень важно. Он уже решил, что будет поступать в военно-космическую академию Можайского. Стали узнавать, какие требования к поступающим, оказалось, что для того факультета, куда собрался Рома, обязательно нужна хорошая спортивная подготовка, лучше всего владение каким-нибудь боевым видом спорта, единоборством. Я понятия не имею, куда его отдавать и вообще что это такое. Нужно же обязательно найти грамотного тренера-наставника, а не просто какого-нибудь левого инструктора не пойми с каким дипломом. А как определить, кто хороший, кто нет?
– Я вам помогу, – как-то так спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Северов.
– Да вы что, Антон Валерьевич! – воскликнула Анюта восхищенно и переспросила: – Что, правда?
– Правда-правда, – усмехнулся он ее горячности. – Вот встретимся с вашим Ромкой, я посмотрю его физику, прикину, в каком направлении ему лучше заниматься, а там решим вопрос.
– Спасибо, – прониклась она, – спасибо вам огромное, Антон Валерьевич.
– Пока еще не за что, Анечка, – все улыбался он ей.
Так и ехали: Анна подробно и обстоятельно расспрашивала и выясняла у Северова как у человека военного и знающего про академию, куда Ромка собрался поступать, спрашивала его мужское мнение, что и как лучше делать для мальчика, он терпеливо и подробно отвечал, объяснял.
И такой у них интересный разговор завязался, плавно перешедший на обсуждение общих перспектив и перемен в российской армии, которой ее ребенок собрался посвятить жизнь, а от этой темы спланировали на обстановку в мире в целом, коронавирус не минули обсуждением.
