Харпер издает звук, который еще больше усиливает мое сердцебиение.
– Но ведь он тут наверняка не один, – говорит она потом. И это правда. Когда мы подъезжаем к небольшому объезду, несколько пар глаз загораются, и я вижу больше десятка ног и узкие пушистые тела, плотно прижатые друг к другу.
– Ну все, хватит. Я и ночи не останусь здесь дольше. Я верю Ною, что он заберет нас, но теперь, когда я вижу, что происходит здесь в темноте, ничто не заставит меня провести еще одну ночь в этой тонкой, словно лист бумаги, палатке. В следующий раз мы лучше арендуем деревянную хижину.
– Да, в следующий раз, – говорю я.
И при этом бесконечно боюсь, что следующего раза не будет.
* * *
Чем ближе мы к месту, где стоят наши палатки, тем больше я нервничаю. Ребята не пошли нам навстречу, а это значит, что Ашер скорее всего едва может держаться на ногах.
Мы едем почти до самого лагеря. Лесная тропа как раз достаточно широкая для этой машины, хотя заросли во многих местах скребут по бокам. Наконец я останавливаюсь, потому что боюсь застрять в мягком грунте, несмотря на полный привод. Харпер выходит и бежит последние несколько сотен ярдов к палаткам, пока я с большим трудом разворачиваю машину. Когда вскоре ребята подходят к машине с Ашером, я уже стою у задней двери.
– Положите его сюда, тогда я смогу лучше следить за ним и реагировать, если что вдруг случится.
– Ты не должна говорить так, как будто я в коме, Айви.
Ну да, только вот Ашер говорит невнятно и выглядит крайне нездоровым.
– Я слышу тебя. И я могу и сам подняться, ребята. Но я хочу сесть вперед. И поведет Айви.
Он отбивается от услужливых рук парней, потом неловко забирается в машину и со стоном падает на сиденье.
– Почему Сэм не поведет?
– Потому что он тащится как улитка. К тому же сзади тебе станет плохо.
Ашер закрывает дверь, и я оборачиваюсь к Сэму и Ною, вопросительно глядя на них.
– Он просто в ужасном состоянии, – говорит Ной, и Сэм кивает. – Такое чувство, что Ашер пьян, при этом он не сделал ни единого глотка. Давайте как можно скорее увезем его отсюда.
– Харпер тоже не хочет больше оставаться здесь.
Сэм кивает.
– Она уже сказала мне. В любом случае со стороны Ашера это была дерьмовая идея – оставить нас здесь. Как будто мы сможем провести тут еще два прекрасных дня, пока он болен. Такая чушь.
Вскоре после этого я снова направляю машину назад на то же расстояние. Ной уже через несколько минут устраивается на заднем сиденье, Харпер и Сэм перешептываются между собой. Ашер опускается рядом со мной на сиденье, не произнеся ни звука и наполовину прикрыв глаза. Время от времени, когда мой взгляд испытующе устремляется к нему, я замечаю, что он наблюдает за мной.
– Скажи мне честно, насколько это все опасно? Я имею в виду твою лихорадку.
Он вздыхает.
– Не так опасно, если я быстро получу пенициллин или амо… ксициллин.
– Ты думал о чем угодно, но не о том, чтобы взять с собой лекарство на всякий случай? – шиплю я. – Разве это, по-твоему, не глупо?
Я ударяю по рулю, пытаясь собраться с мыслями.
– А что именно ты подразумеваешь под словом «быстро»? Я имею в виду, сколько у нас есть времени, чтобы лекарство все еще успело подействовать вовремя? Когда в крайнем случае ты должен принять его?
Часы на спидометре показывают мне, что близится полночь. До Портсмута нам нужно ехать два часа; если я проигнорирую ограничение скорости на шоссе, может быть, всего полтора. Тогда мы будем дома в половине второго, где он сможет принять свое лекарство.
Ашер, кажется, задумался. Его глаза лихорадочно блестят.
– Где-то два часа.
– Два часа с этого момента?
Хорошо, времени мало, но это определенно выполнимо. С облегчением я выдыхаю.
Он глубоко вздыхает.
– Два часа после первых симптомов.
– Что?
Моя голова поворачивается, и машина делает рывок к кустам у обочины. Он хрустит, когда ветки полосуют машину.
– Эй. – Ной издает стон.
– В чем дело? – встревоженно спрашивает Харпер.
– Ни в чем.
Ашер подтягивается на своем сиденье, но он выглядит слишком обессиленным даже для того, чтобы сдуть перышко.
– Спите дальше.
Мои мысли мечутся как сумасшедшие.
– Это означает, что ты должен был принять свои таблетки уже сегодня днем, Аш.
– Думаю, да.
Он снова закрывает глаза.
Я яростно ударяю по рулю – и вызываю громкий гудок.
– Проклятье. Прости, прости. Я случайно попала в гудок. Но почему ты не сказал мне об этом сразу? Почему ты ждал до тех пор, пока твой в жопу пьяный брат не заметит этого? Почему мы сразу не поехали в отделение неотложной помощи?
Застонав, он откидывается назад и трет рукой глаза. Я уже уверена, что Ашер вообще не ответит, но вот он наконец заговорил:
– Это был лучший день, Айви. Лучший день. Я не хотел, чтобы он кончался.
– Это глупо. – слезы застилают мне глаза. – Ведь дело не только в этом одном дне. Речь идет о гораздо большем.
– Ты действительно так думаешь?
– Да, черт возьми.
Я пытаюсь унять слезы. Почему Ашер ничего не рассказал? Почему он не объяснил мне этого раньше? Я могла бы упаковать для него эти дурацкие таблетки, тогда ему даже не нужно было бы думать об этом.
– Есть еще что-то, о чем ты мне не сказал? – спрашиваю я его прямо. – Что может случиться с тобой в худшем случае? Я имею в виду, что если таблетки не подействуют?
А что случается, когда твоя иммунная система больше не исправна, а лекарства не помогают? Мне захотелось ударить себя по голове. Почему я вообще задала такой глупый вопрос? Мне нельзя ни в коем случае думать об этом.
– Айви. Я… я действительно плохо себя чувствую. Дай мне… просто поспать, ладно?
– Да, конечно. Спи спокойно, Аш. Не беспокойся.
– Я не беспокоюсь, я доверяю тебе, – бормочет он. После этого Ашер больше ничего не говорит.
Я смотрю на спидометр и снова на время.
– Аш?
– М-м? Я думал, что мне можно поспать.
– Да, совсем скоро. Я просто хочу знать, сколько лошадиных сил на самом деле у твоей машины.
– Слишком много, – бормочет он.
– Я серьезно.
Он вздыхает и только с большим трудом держит глаза открытыми.
– Где-то около шестиста. От нуля до ста за 2,9 секунды, если это поможет тебе.
