– Никаких цитат о политике, любви, а также ничего о религии или еще чего-то в этом роде.
– Но ведь можно же написать что-то о жизни, не так ли? – она фыркает в динамик. – Тебе повезло, что я взяла с собой Эррола.
– Ты же никогда не выходишь из дома без своего ежедневника.
– Да, но он уже почти исписан, и я купила сегодня в магазине канцтоваров нового Эррола, и я торжественно начну его не позднее завтрашнего дня.
Страницы шуршат, пока она листает ежедневник.
– Почему нельзя взять цитату о любви? – спрашивает Обри после того, как несколько раз бормочет что-то в духе «это не то».
– Потому что это подарок для Сэма.
– А если бы это было для кого-то другого, то тема любви была бы приемлема?
– Нет, даже тогда нет.
– Угу. – мгновение Обри молчит, а затем откашливается. – Кстати, я видела твои фотографии в Инстаграме.
– Селфи с Сэмом и Харпер с вечеринки?
Я даже не помню, как опубликовала его. Зачем я только выпила столько коктейлей?
– Нет. – я слышу усмешку Обри через телефон. – Два селфи с тобой и твоим братом Ноем – фотка опубликована сегодня и еще одна несколько дней назад. Он отметил тебя.
– Этот сукин сын! Он действительно выложил это сегодня? – я убираю смартфон от уха, но, конечно, вижу только фото Обри с высунутым языком и виджет с часами. – Но не видео, не так ли? Он обещал мне.
– Без паники, там только фотография. Но на ней уже более восьмисот лайков и… – ее голос отдаляется, – сто двадцать шесть комментариев. Ты выглядишь так, как будто ждешь, когда на тебя выльют ледяное ведро, как в том популярном челлендже, а у твоего брата словно опилки в волосах.
Я издаю громкий стон.
– Это воздушный рис.
– Верно, он об этом написал в хэштегах. – она хихикает. – А я думала, что это Ашер – плохой брат.
Мертвая тишина.
– Айви?
– Да? – хриплю я.
– В чем дело?
Мне бы так хотелось довериться Обри. Рассказать ей о поцелуе и о моих запутанных чувствах к сводному брату. Но если я это сделаю, то, возможно, мне придется признаться себе в нескольких вещах, к которым я еще не готова. Только не тогда, когда я хочу пойти на день рождения Сэма и хотя бы попытаться вести себя нормально. В моей голове так много слов, что мой рот едва может их удержать, но чем громче это все бушует во мне, тем тише я становлюсь.
– Оказалось, что Ашер все-таки не так плох, как я думала.
Я кусаю костяшки пальцев в надежде, что Обри ничего не заподозорит. Чтобы соскочить с этой темы, я поспешно рассказываю ей о предложении моего отчима зачислить меня в Дартмут, чтобы я была ближе к нему. В результате мой слух практически поврежден, потому что моя подруга начинает кричать:
– Ни в коем случае! Если ты это сделаешь, Айви, то… затем… я лишу тебя наследства.
– Ой. То есть я не получу твой ежедневник, твою коллекцию пословиц-открыток и старую книжонку с диалогами из аниме-порно?
– Именно так. И даже мои павлиньи кеды ты не получишь.
Проклятье. Мне бы очень хотелось получить эти кеды. Несколько лет назад Обри обнаружила их на Etsy, и с тех пор я больше такие нигде не видела. Художница распылила контур павлиньих перьев на ткань аэрографом, и это, безусловно, самые красивые кеды, которые я когда-либо видела в своей жизни.
– Значит, ты действительно оставишь их в наследство своей младшей сестре? Младшей сестре, которая отрезала волосы твоей Барби-русалке на памятный второй день Рождества в своей жизни, чего ты никогда не собиралась ей прощать?
– Хм-м. Я еще подумаю об этом, если ты быстро забудешь, что сказал твой отец, – отвечает она. – Ты не можешь оставить меня одну. Ты же помнишь, что случилось с Кевином в Нью-Йорке?
Я издаю нервное «ха-ха», падая на кровать. Постоянно сидеть на полу, скрестив ноги, очень неудобно.
– С чего вообще он вдруг решил, что ты снова переедешь в Нью-Гэмпшир?
Я рассказываю ей об ужине, о диагнозе Ричарда и о том, что его скоро прооперируют.
– И тебе только сейчас пришло в голову рассказать мне об этом?
– Я тоже должна была сначала справиться с этим, пожалуйста, не сердись. До его операции осталось три недели, и как дела пойдут после этого, я тоже пока не знаю.
– Это и в самом деле отстойно. Мне так жаль тебя. Жаль вас, – исправляется она. – Хочешь, я все-таки найду тебе цитату для Сэма?
Я бормочу согласие, и Обри переворачивает страницу за страницей.
– Но она не обязательно должна быть из Хемингуэя или Шекспира, не так ли?
– Не обязательно. На самом деле мне хотелось бы найти что-то простое. То, что является общепринятым.
– Хорошо. – она глубоко вздыхает. – «Тишина лучше, чем какая-то высказанная чушь». – Когда я ничего на это не говорю, Обри уточняет: – Что ты думаешь насчет этого?
– Ты нашла это на Pinterest?
– Откуда ты знаешь?
– Просто угадала. Просто это звучит так, как будто взято с Pinterest. Бьюсь об заклад, кто-то начеркал это на доске для надписей.
– Мне нравятся такие надписи на досках.
– Мне тоже. Но не слишком ли это очевидно? – спрашиваю я. – Я имею в виду, не слишком ли банально это звучит? Никто не захочет слышать ерунду.
– Тогда вот что: «Ключ к счастью спрятан внутри тебя».
Это действительно красиво и вообще-то довольно хорошо подходит, потому что это незамысловато, но… как по мне, это слишком безлично.
Обри читает мне и другие цитаты, но по-настоящему подходящей мне ни одна из них не кажется. В конце концов она настолько в отчаянии, что начинает читать мне мудрости из комикса «Мелочь пузатая».
– Тебе нужно взять что-то, что соответствует его образу жизни. Разве ты не говорила, что Сэм изучает искусство?
– И английскую литературу. На самом деле он хотел стать учителем ради матери, но потом все же решился на это и хочет когда-нибудь жить своим искусством. О, Обри, ты навела меня на одну идею!
Я слышу, как она облегченно вздыхает.
– Слава богу. Так медленно я копаюсь только со своей латынью. Какую из цитат ты в итоге возьмешь?
– Я пришлю тебе фотографию позже.
После того как мы обе прощаемся, я тут же сажусь за стол и пишу сегодняшнюю дату на верхнем краю черного картона, зажатого в качестве фона в старой рамке. Снизу я делаю карандашом бледный набросок надписи, чтобы затем обвести его меловым маркером. Я не придаю словам слишком игривый вид, а создаю ощущение, будто их поспешно нарисовали широкой кистью на стене дома. Это просто, но красиво, и у каждого, кто в детстве рисовал по номерам или решал головоломки, при этом высказывании сразу возникнет образ перед глазами.