- Максим, а вы вот в академии – это по контракту или вольнонаемным?
- По контракту. Ограниченному. Оговорено определенное количество часов в месяц. Плюс сборы, после которых очередное звание присваивают. В прошлом году в Сирии был. У меня военная специализация – минно-взрывная травма.
- И кто вы по званию?
- Капитан медслужбы.
- В тридцать пять лет всего капитан? – ехидно улыбнулась мама.
- Служил бы по полному контракту – было бы больше.
- А почему вы до сих пор не женились, если не секрет?
- А Нину ждал.
Это было похоже на пинг-понг. Мне все время приходилось себе напоминать, что обещала не вмешиваться.
- Как мило, - засмеялась мама. – А серьезно? Не в разводе? И – как это говорят? – гражданского брака не было? Нина вот с предыдущим молодым человеком шесть лет прожила. Три раза в загс ходили, но так и не расписались.
Я посмотрела на нее свирепо, но она сделала вид, что не заметила.
- Ну почему же, были… отношения, - спокойно ответил Максим, но я-то знала, что он тихо злится.
- Ну а с Ниной как вы намерены?
- С Ниной мы намерены пока жить вместе, а там видно будет. Мы с ней это обсудим и вам расскажем.
У меня возникло острое дежавю. Когда мы с Германом были у мамы перед аварией, она спросила, собираемся ли мы наконец расписаться. И он ответил, что сообщим, как только надумаем. Терпение мое лопнуло, и я со звоном бросила вилку на тарелку, но Максим наступил мне на ногу: молчи!
Я уже думала, что он решил игнорировать все ее подколы, но не прошло и пяти минут, как начался его бенефис. Мама поднялась из-за стола поставить чайник, и Максим сказал, словно между прочим:
- Марина Петровна, компрессионку вам врач подбирал?
Мамины уши чуть порозовели.
- Нет, - ответила она. – В салоне. По размерам.
- Вы неправильно сняли размеры, и эти чулки вам не подходят. Никакой пользы, скорее, вред. Компрессия, вижу, высокая, вы их зачем носите?
- У меня варикоз, - мама покраснела сильнее.
- Сомневаюсь, - отбил Максим.
- Глубоких вен. Его не видно.
- Диагноз врач поставил? Дуплекс вен делали?
- Нет, но… - отбивалась мама. – У меня ноги болят.
- Ясно.
Он достал телефон и набрал номер.
- Оля? Привет. Фокин… Как у тебя с узи на следующую неделю? Дуплекс вен ног… Хорошо. Бобровская Марина Петровна… Да, мама Нины. Спасибо, пока, целую. Короче, - он повернулся к маме. – В понедельник в десять утра пойдете в поликлинику в Осинке, сделаете дуплекс вен. Скажете в регистратуре, что записаны. Я сильно удивлюсь, если там будет хоть намек на варикоз. Ноги как болят? Тянет и ноет? От бедра до пятки? Не постоянно, а время от времени?
Мама вынуждена была признать, что именно так.
- Раздевайтесь, - потребовал Максим.
- Что?! – она вытаращила глаза так, что стала похожа на пекинеса.
- Чулки снимайте, юбку поднимете, посмотрю, что у вас с ногами. Вы всегда стесняетесь у врача раздеваться?
Я отвернулась, с трудом сдерживая дурной смех.
Мама, красная, как рак, скатала чулки и приподняла подол чуть выше колена. Максим подошел к ней и задрал юбку до самых трусов:
- Вот так держите.
Быстро прощупав все суставы и мышцы, он заставил ее сесть на стул и положить ногу на другой. Согнул в суставах по очереди, помял ступню. Потом то же самое проделал со второй ногой.
- Все понятно. Кофту снимайте.
- Да вы что, издеваетесь? – взорвалась мама.
- Ни капли. Давайте, давайте. И, кстати, можете ко мне на ты обращаться, я все-таки с вашей дочерью сплю.
Я чуть не зарыдала, зажимая рот. Мама, бормоча что-то себе под нос, расстегнула пуговицы и сняла кофту. Резким движением Максим распрямил ее плечи до упора, приложил ладонь к лопаткам, а вторую – к позвоночнику. Потом проделал еще несколько манипуляций и разрешил одеться.
- Плоскостопие у вас поперечное и искривление позвоночника в двух плоскостях. Все это дает такие вот боли в ноги, очень характерные. Идете в свой любимый салон, только не за чулками, а подбираете на компьютере стельки. И ортопедический корсет. Иначе лет через десять у вас будет вот здесь красивый горб, - он показал, где именно. - Нинка тоже за компом горбится, как кошка над колбасой, но ей-то я хотя бы могу по хребту треснуть, если дотянусь. Чтобы выпрямилась.
Мама была разбита на голову. Но Максим оставил за собой контрольный выстрел.
- Кстати, коробку мне вашу с лекарствами давайте сюда, - потребовал он, когда мама сняла с плиты закипевший чайник. – И пакетик какой-нибудь ненужный.
- Зачем? – прошептала она.
- Просрочку выброшу.
Он старательно перебрал содержимое аптечки и сложил все просроченное в пакет. А заодно и то, что, по его мнению, маме было совершенно ни к чему. Набралось прилично.
- Давайте… давай выброшу в ведро, - мама явно собиралась после нашего ухода вернуть все на место.
- Еще чего! – хмыкнул Максим. – С собой заберем и по дороге выбросим.
Засиживаться мы не стали. Выпили чаю и начали собираться. Мама больше не доставала Максима ядовитыми вопросами, только косилась на него с выражением почти священного ужаса.
- Приезжай еще, - сказала она ему на прощание.
- Непременно, - улыбнулся Максим самой мерзавской из своих улыбок.
Выбравшись за ворота, я отъехала метров на двадцать и прижалась к обочине. Поставила на паркинг и захохотала, всхлипывая и подвывая.
- Рыба моя, не плачь! Я же сказал, что все будет норм, - сам едва сдерживая смех, уговаривал меня Максим. Руки его при этом загадочным образом оказались под моей курткой.
- Фокин, убери лапы! – потребовала я, вытирая слезы. – Потому что я сразу начинаю тебя хотеть. А нафига оно мне сейчас?
- Не уберу! Наоборот, буду лапать тебя по-всякому. Чтобы ты потом была злющая и голодная.
- Да я ж тебя насмерть сожру, чучело! – пообещала я, выковыряв его ладони из-под куртки и включив драйв.
= 37.
- Ты знаешь, Максим, - сказала я, когда мы остановились на повороте, пропуская поток по Выборгскому шоссе, - я после вчерашнего нашего разговора как-то по-другому на родителей взглянула.
- После какого именно разговора? – уточнил он.
- О беременностях, детях. Помнишь, как я на тебя в декабре фыркнула, когда мы на крыльце стояли?
- Еще бы. Я с женатыми дел не имею, отвали, Фокин, на хрен. И что изменилось?
