Иногда из глубин сознания всплывала Нина-старая-зануда, которая весьма толсто намекала, что эйфория не по делу. Ну звонит он тебе, интересуется самочувствием, обсуждает с тобой работу, говорила она, и что? Домой-то все равно идет к Зае. Ужинает с ней, смотрит кино в обнимку, ложится с ней в постель, между прочим. Она варит ему борщи, покупает трусы, а ее мама считает его почти зятем.
Плевать, отвечала Нина-девочка-припевочка. Без аргументов. Просто плевать.
Вот теперь я уже могла вообразить что угодно. Даже не краснея. И иногда ловила себя на том, что лежу, уставясь в пространство, с блаженной улыбкой. И кино на этом мысленном экране крутится определенно для взрослых.
В субботу, тридцатого сентября, я поехала к маме. В понедельник все равно уже надо было выходить на работу, а тут еще Вера-Надежда-Любовь-София. Всесветные бабьи именины. Мы всегда немножко их праздновали, хотя ни одной женщины с таким именем у нас в семье не было. Скорее, чисто символически. Как то, без чего невозможно жить.
В Левашово я приехала ближе к вечеру, солнце уже садилось в легкую дымку тумана. Было тихо и как-то торжественно, что ли. Деревья сияли золотым и багряно-красным. По радио тихо пел мой любимый Крис де Бург. Я сидела в машине, не торопясь выйти, как будто чувствовала, что это последние счастливые дни, и хотела насладиться каждым мгновением.
- Вы что, с Геркой помирились? – спросила мама, когда мы сели за стол.
- С чего ты взяла? – удивилась я.
- У тебя такой вид… глаза горят. Как будто…
Мама постеснялась закончить. Как будто после чумового секса. Да если бы!
- Может, я влюбилась?
Вот уж о чем я точно не собиралась с ней говорить, но словно само вырвалось. Мамино смущение сразу испарилось, и она дословно процитировала нецензурную женскую поговорку о том, что один мужской орган менять на другой – только время терять. Тут я могла с ней поспорить, но мама, у которой в жизни был только один мужчина, все равно вряд ли бы поверила.
- Кстати, Герман звонил, - добавила она. – Спрашивал, как у меня дела. Как у тебя дела.
Я зашипела. Похоже, он рассчитывал открыть второй фронт и привлечь маму в качестве засадных полков.
- И что ты сказала?
- Ну а что я могла сказать? Что у тебя все нормально. На работу устроилась.
Я порадовалась, что не рассказала маме, кто мой начальник. А то она бы обязательно выложила – вот был бы цирк. Хотя… может, и жаль, что не рассказала. Может, это стало бы последней каплей и Герман оставил бы меня в покое?
В понедельник я пришла на работу и была приятно удивлена реакцией окружающих. Все, кто попадались навстречу, бурно радовались моему появлению. Даже Макаров, поджав губы, сказал:
- С выздоровлением, Нина Львовна.
Я не стала параноить, что эта радость связана с моими рабочими качествами. Даже если и так – ну и что? В газете, например, никто бы не огорчился, даже если б я умерла. Юлька и Кристина, которые звонили хоть и не каждый день, но часто, бросились меня обнимать. Максима еще не было.
- Ну, что тут нового? – спросила я, когда мы устроились на диване с традиционным утренним чаем-кофе.
Минут пятнадцать они вываливали мне все свежие и не очень свежие офисные сплетни.
- А, кстати, - спохватилась Юля под конец, - Фокин, по ходу, расплевался со своей Заечкой.
- Да ладно! – не поверила я.
- А вот! С четверга на пятницу здесь ночевал, на диване, а на выходные его Липкий Юрик приютил. Наверно, квасили два дня и баб крыли во все корки.
- А он что? – я сделала характерный жест, обозначающий выпивку.
- Кто? Юрик или Макс? Юрик нехило так попивает, а Макс, насколько я знаю, слегка, по случаю.
- Вангой буду, - мрачно сказала Кристина, поставив кружку на столик, - не сегодня завтра заявится Зая. Мириться. Никак не могу понять, почему это нельзя сделать дома, зачем обязательно на работу переться, чтобы все видели.
- Интересно, это такое всеобщее мужское – при ссоре хлопать дверью и сливаться? – вздохнула я, открывая ноут. – А я-то думала, что только мой такой герой.
- Наверно, сливается тот, кто находится на чужой территории, - предположила Юля. – Хотя они-то снимают, Зойка из Гатчины.
- А без слива никак? Чтобы на месте разобраться?
- Нин, ну откуда я знаю? Я с мужиком вообще не жила никогда.
- Некоторым лень. Или идти некуда, - пожала плечами Кристина. – Разве что погуляют вокруг дома. Или в гараж. Или с дружками побухать.
Развитию дискуссии помешал Максим.
- Привет, девчонки! – махнул он рукой от двери. – Как, Нин, поправилась?
- Более-менее.
- А ты как, еще бомжуешь? – не отрываясь от экрана, поинтересовалась Кристина.
Максим дернул щекой и ушел к себе. Потом вышел, налил кофе и так же молча удалился. Хмурый и раздраженный.
- Ах-ах-ах, - фыркнула Кристина. – Какие мы нежные.
Мне, помимо возни с сайтом и соцсетями, предстояло написать кучу писем и миллион заявок по квотам, поэтому я с головой нырнула в работу. Хотя и косилась иногда в сторону кабинета Максима. Я сидела лицом к перегородке и поэтому невольно видела его каждый раз, когда поднимала глаза от ноутбука. Где-то в самом дальнем темном уголке проклюнулась надежда, похожая на бледный хилый росток картофеля.
Что, если правда? Взял и порвал с ней?
Но тут же всплыли в памяти слова Крис о том, что Зая не сегодня завтра придет мириться. Похоже, не в первый раз уже. И росток сразу завял.
После обеда в дверь постучали. Мы переглянулись.
Электронные карточки-пропуска подходили к турникету проходной и ко всем дверям наших отделов. Негласно было принято стучаться в дверь чужого отдела и после этого использовать свою карточку, чтобы не заставлять кого-то идти открывать. Если же после стука дверь не открывалась, значит, пришел кто-то со стороны.
- А я вам говорила, - вздохнула Кристина, нехотя поднимаясь со стула.
В офис зашла высокая длинноволосая блондинка в коротком тренче, которую я сразу узнала.
- Добрый день, - сказала она.
У нее был красивый низкий голос. Да и сама бы она была очень-очень ничего, если б не перебор косметики.
- Здрасьте-здрасьте, - буркнула Крис, а Юля молча кивнула.
Зая вошла к Максиму и закрыла за собой дверь.
- О господи! – вздохнула Юля.
Я подумала, что, кажется, поторопилась с выходом на работу. Осталась бы дома и ничего бы этого не увидела. Одно дело знать, что Зая существует. И даже видеть ее фотографии в сети. Но вот так… Да и чувствовала я себя, мягко говоря, неважно. Сердце выдало такую дробь, что закружилась голова и зазвенело в ушах.