- Четырежды – это как? – уточнил кто-то.
- Четыре раза «пра». Прадед моего прадеда. В начале семидесятых годов все того же девятнадцатого века дом снесли, а участок купила Надежда Зайцева, любовница генерал-майора Шереметева. Для нее архитектор Иван Богомолов построил четырехэтажный доходный дом, потому к нему добавили еще один этаж. Как и везде, главный флигель, выходящий на улицу, был господским, с огромными квартирами, а внутренние – с маленькими дешевыми квартирками и комнатками.
Мимо меня в урну пролетела скомканная тугим шариком обертка от мороженого.
- Кстати, об урнах. Вы уж простите, я как чукча – что вижу, то и пою. Кто бывал в этом районе лет пятнадцать назад, может, помнит, что тут творилось. Асфальт разбит, грязь, мусор, на бульваре ни одной урны, ни одной скамейки. Деревья – высохшие, страшные, как скелеты. А где-то десять лет назад все вдруг привели в порядок. И город раскошелился, и богатенький спонсор. Круче всего были урны – кованые, роскошные. Простояли пару дней и исчезли. Районная администрация распорядилась убрать. Поставили обычные, как видите, стоят. Вопрос: куда делись кованые?
- Вопрос риторический, - ответила девушка в красной толстовке, яркой, как пожарная машина. – У членов администрации на дачах.
- Ясное дело. А чем мотивировали?
- А чтобы не украли.
От неожиданности у меня перехватило дыхание.
- Угадали, - я повернулась к тому, кто это сказал, изо всех сил пытаясь не расплыться в клоунской улыбке.
= 12.
Я старалась не смотреть на Максима, но получалось плохо. Все равно косилась. А он шел со всеми вместе, внимательно слушал, с самым серьезным видом. Но когда мы случайно встречались взглядами, в его глазах плясали чертики. Посмотреть на него – ни за что не поверишь, что это классный хирург и директор солидной медицинской сети, пусть даже и административный. Белая футболка под расстегнутой клетчатой рубашкой, подвернутые узкие джинсы, белые кроссовки. Да он даже на тридцатник не выглядел.
По правде, я сама не знала, хочу ли поскорее закончить экскурсию, чтобы остаться с ним вдвоем, или наоборот размазать ее до неприличности, чтобы оттянуть этот момент. Поэтому проводила ее так, как будто его и не было. И все равно волновалась, как школьница. Не случайно же он к нашей группе прицепился. Заехал за хлебушком для Заи, а тут опа – экскурсия с Ниной Львовной? Да вот уж фиг! Залез ко мне в Фейсбук или VK и узнал. Вот только опоздал, похоже. Потому что когда у метро я собирала с экскурсантов скромную мзду, его точно не было. А говорил, что всегда везде раньше приходит.
Наконец, сделав круг, мы вернулись по проспекту Чернышевского к метро. Шумно поблагодарив меня, группа растеклась кто куда.
- Запоздало здравствуйте, - сказал Максим, когда все разошлись, и протянул мне несколько купюр. – Задержался в академии. Вышел из метро, а вы уже ушли. Но догнал.
- Еще чего! – возмутилась я. – Не хватало только с вас деньги брать.
- Тогда кофе?
- С удовольствием, - кивнула я, кусая губы, чтобы не улыбаться по-идиотски.
- В пекарню?
Ну вот уж фиг! Обойдется твоя Зая без хлебушка!
- А давайте вон туда, через дорогу? Там хороший кофе.
Максим не возражал, и мы спустились в подвальчик – крохотную полутемную кафешку-бистро на четыре столика.
- Нина, а может, мы уже на ты перейдем? – предложил он. – Я с пациентами всегда строго на вы, но вы ведь уже не моя пациентка. Кстати, как рука?
- Рука нормально. На ты – давай.
Мы заказали кофе и сели в уголок.
- Холодно как сегодня, - сказал Максим. – А вроде, солнце такое яркое.
- Это только вы, понаехавшие, на солнце ловитесь, - снисходительно усмехнулась я и тут же прикусила язык.
Знать, что он из Архангельска, я могла, только если залезала на его страницу в Фейсбуке. Афишировать это мне не хотелось. Хотя, собственно, почему? Он-то на мою залез. Впрочем, Максим моей оплошности не заметил. Или сделал вид, что не заметил.
- В каком смысле ловимся? – спросил он.
- Развод по-питерски. Солнце, ни облачка - и лютый колотун. Это как записка на холодильнике: «Не верь коту, он уже жрал». Так и у нас – не верь солнцу, оно тебя на… в общем, грязно обманет. Смотреть надо не на небо, а на высоту подскока полиэтиленовых пакетов. Встанешь утречком – солнце в окошко, а пакеты – пакеты тоже в окошко. На третий этаж. Это значит, одеваться надо теплее.
- Какие пакеты? – очумело спросил Максим.
- Удравшие из помойки.
- Город сумасшедших, - он поправил темные очки, висевшие на вороте футболки.
- Нет. Сумасшедший город, - поправила его я. И свои очки на воротке футболки тоже поправила. Разглядывая его исподтишка, как будто видела впервые.
Я была не из тех, кто запоминает детали внешности и может составить фоторобот: нос такой-то, глаза такие-то. В первую же секунду знакомства у меня в голове складывался некий эмоционально окрашенный образ, который я ни за что не смогла бы описать. Если бы меня попросили сказать, как выглядит Максим, после изрядных мучений я выжала бы из себя что-то вроде «ну… он такой… выше среднего роста».
Впрочем, иногда у человека было что-то яркое, бросающееся в глаза, запоминающееся. Вишенка на торте. У Максима такой вишенкой были, как ни странно, брови. Самые обыкновенные, стандартной формы и цвета, но они жили своей собственной, самостоятельной жизнью – собираясь вместе и разъезжаясь, нависая над темно-серыми глазами и уползая на лоб.
- И сколько ты уже в Питере живешь? – спросила я.
- Семнадцать лет. Полжизни, - Максим вертел чашку, разглядывая осевшую на стенках кофейную гущу. – Приехал первый раз в пятнадцать. С классом. И пропал. Понял, что после школы – только сюда. Видишь вот эту закорючку? – он показал на какой-то абстрактный завиток на стенке чашки. – Она обещает неожиданный поворот судьбы.
Я вежливо взглянула на закорючку. Все эти кофейные гадания казались мне несусветной глупостью, но меня учили относиться к чужим заскокам так же снисходительно, как и к своим.
- К Питеру нельзя быть равнодушным, - продолжил он. - Ты его или любишь, или нет. И он не может быть к тебе равнодушным. Либо принимает, либо отвергает. Я его любил всегда. Заочно. Еще до того, как побывал здесь. Ну и как трепетный влюбленный – боялся быть отвергнутым. Глупо звучит, да?
- Нет, - я покачала головой. – Совсем не глупо. И как, принял он тебя?
- До сих пор присматривается, - засмеялся Максим. – Но пинка под зад с ходу не дал, это обнадеживает. А ты? Как ты к нему относишься? Или так – что он для тебя?
- Ну… - задумалась я. – Ты сильно удивишься, если я скажу, что не люблю его?
Брови Максима уползли куда-то к границе скальпа.
