Однако по Гегелю активность и творческий дух свойственны только для абстрактного мышления и духовного труда, а материальный, чувственный труд – не более чем «форма духовной деятельности». Истинный человек по сути своей – в себе и для себя самосознание, а человеческие отношения – область «духовного дневного света настоящего». Маркс по этому поводу писал: «Человеческая сущность, человек для Гегеля равнозначны самосознанию. Поэтому всякое отчуждение человеческой сущности для него – не что иное, как отчуждение самосознания. <…> Поэтому всякое обратное присвоение отчужденной предметной сущности выступает как включение ее в самосознание: овладевающий своей сущностью человек есть только самосознание, овладевающее предметной сущностью. Поэтому возвращение предмета в самость и есть обратное присвоение предмета».
Это свидетельствует о том, что гегелевская отрицательная диалектика на основе идеализма в «абстрактной, логической, спекулятивной» форме выражает диалектику исторического движения человечества. «А так как Гегель рассматривал отрицание отрицания с положительной, заключенной в нем, стороны как подлинно и единственно положительное, с отрицательной, заключенной в нем, стороны – как единственно истинный акт и акт самоосуществления всякого бытия, то он нашел лишь абстрактное, логическое, спекулятивное выражение для движения такой истории».
В действительности, Руссо еще до Гегеля применял идею отрицания отрицания в изучении развития человеческой истории. К тому же для французского философа было характерно отрицательное диалектическое мышление. Согласно Руссо, история человечества есть процесс перехода: равенство – неравенство – равенство
[129]. Когда общество находилось в исходном состоянии, а в жизни человека отсутствовала частная собственность, люди были свободны и равны между собой. Вместе с развитием производства и технологий человеческое общество пришло в цивилизованное состояние. Однако в то же время появилась частная собственность, которая породила неравенство между людьми. Наступила эпоха «совершенствования человеческого разума», но и, в то же время, – «вырождения человечества». Когда неравенство в своем развитии достигнет предела, оно вновь превратится в равенство – впрочем, не в том стихийном состоянии, как оно было у первобытных людей, а в равенство более высокой ступени, основанное на общественном договоре. Руссо развернул перспективы отрицания отрицания, диалектический процесс превращения противоположностей и противоречий в своих антагонистов.
Вышеописанное указывает на то, что в своем исследовании хода человеческой истории Руссо уже достаточно четко и осознанно использовал идеи отрицания отрицания, проявив тем самым неожиданное для своей эпохи историческое чутье, «почти нарочито выставляя напоказ печать своего диалектического происхождения». Энгельс высоко оценивал диалектическое мышление Руссо, считая, что «у Руссо имеется не только рассуждение, как две капли воды схожее с рассуждением Маркса в “Капитале”, но мы видим у Руссо и в подробностях целый ряд тех же самых диалектических оборотов, которыми пользуется Маркс: процессы, антагонистические по своей природе, содержащие в себе противоречие; превращение определенной крайности в свою противоположность и, наконец, как ядро всего – отрицание отрицания».
Марксова критика унаследовала гегелевскую отрицательную диалектику и идеи Руссо об отрицании отрицания. Когда Маркс заговорил о практике как о способе существования человека, как об основе взаимосвязи между человеком и природой, человеком и обществом, отрицательная диалектика обрела реальную основу, приняла «рациональный вид».
Взаимоотношения между природой и человеком непохожи на ее отношения с животными. Человек – отнюдь не непосредственное существование, утверждающее природу в неизменном виде, пассивно адаптирующееся к ней. Он придает природе форму, отвечающую потребностям и целям людей. Однако сама по себе цель не может напрямую применяться к предмету, который необходимо сперва наделить целью. Также требуется посредник, могущий связать ее с данным предметом, – орудие труда. Человек приступает к практической деятельности по изменению природы, когда у него есть некое орудие или система орудий, а также определенная цель. Орудие тождественно цели, предмету: с одной стороны, оно – продолжение телесных органов человека, соответствующее его целям (иначе говоря, тождественно этим целям). С другой стороны, орудие вместе с тем – нечто вещественное, а потому тождественно материальному объекту практики.
Поэтому орудие, обусловленное целью, способно через свою вещественную природу взаимодействовать с материальностью объекта практической деятельности. Кроме того, оно сообщает цель объекту практики, отвергает его естественное состояние, наделяет этот объект свойством принадлежности людям: превращает изначальную природу в очеловеченную, «вещь саму по себе» в «вещь для меня». В этом процессе природа «становится для человека», связь между человеком и природой превращается в отношения, «существующие для меня». Практическая деятельность содержит в себе отрицательную диалектику: отношения, «существующие для меня», которые возникают в ходе практики, показывают, что взаимосвязь между человеком и природой по сути негативна и противоречива.
Отрицание природы человеком, развившись до определенной степени, определенного этапа, порождает частную собственность на средства производства. А система частной собственности, в совокупности с естественным разделением труда, становится причиной отчуждения человеческой деятельности. Формирование отчуждения знаменует вступление в этап истории человечества, на котором развитие человека обусловливается отчуждением его собственных сил. «Пока люди находятся в стихийно сложившемся обществе, пока, следовательно, существует разрыв между частным и общим интересом, пока, следовательно, разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно, – собственное деяние человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней».
Капиталистическое общество – это классический образец и крайность отчуждения: в таком обществе капитал обладает индивидуальностью, а индивид обезличен. Не человек управляет вещью, а вещь господствует над человеком, порабощает его. И способна она на это господство оттого, что в действительности используется меньшинством для контроля над большинством, закабаления этого большинства. «Ударение ставится не на опредмеченности [овеществленности], а на отчужденности, на принадлежности огромного предметного могущества, которое сам общественный труд противопоставил себе как один из своих моментов, – на принадлежности этого могущества не рабочему, а персонифицированным условиям производства, то есть капиталу».
Однако капиталистическое общество все же породило «личную независимость, основанную на вещной зависимости», «форму, при которой впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций», создав тем самым условия для свободного развития каждого человека. Иными словами, обострив отчуждение до крайности, капиталистическое общество вместе с тем подготовило условия для снятия этого состояния. Гигантский рост и высокоразвитость производительных сил, достижение предела противоречий между трудом и капиталом неизбежно ведут к ликвидации частной собственности и устранению отчужденности.
