– Здесь двадцать таблеток, употребление которых возможно только строго перед сном, – с расстановкой и даже некоторым натиском произнёс он.
В ответ я только понимающе кивнула головой, после чего выложила на прилавок получившуюся сумму без сдачи и, забрав свои лекарства, направилась к выходу. Прежде, чем я успела выйти на улицу, я услышала, как только что вошедший в аптеку молодой человек попросил фармацевта продать ему “самый точный” тест на беременность. Не знаю почему, но от услышанного я вдруг ссутулилась, после чего словила себя на мысли о том, что предпочла бы успеть переступить порог аптеки прежде, чем смогла бы против своего желания узнать о цели прихода сюда этого парня. Ещё один звоночек моего странного поведения или даже состояния.
…Когда я вошла обратно в уже ставший мне родным подъезд, миссис Адамс разгадывала кроссворд, а мистер Кембербэтч, по своей обыкновенной привычке, сидел на самом краю её рабочего стола.
– Мисс, можете передать мистеру Робинсону заказное письмо? – в который раз посмотрев на меня с благоговейной улыбкой, поинтересовалась женщина в момент, когда я уже почти сравнялась с её столом.
– Можете звать меня просто Ташей, – остановившись напротив, непринужденно отозвалась я.
Заулыбавшись ещё сильнее, миссис Адамс протянула мне коричневый конверт. В момент, когда я протянула руку вперёд, чтобы забрать “передачку”, мистер Кембербэтч решил, будто это моя неловкая попытка поздороваться с его величеством, и буквально словил мою руку своей настойчивой пушистой лапой. Миссис Адамс сразу же рассмеялась, и я тоже не удержалась от усмешки. Пришлось искренне пожать лапу самодовольному коту.
– Может быть Вы всё-таки выгадаете время и примите моё приглашение на чай? – вдруг напомнила мне об уже забытом мной чаепитии миссис Адамс.
– Да, конечно, – поджав губы, дружелюбно ответила я.
– Может быть завтра? – сразу же закусила удила старушка.
“Почему бы и нет?”, – подумала я и согласилась.
Уже заходя в лифт я обратила внимание на обратный адрес, указанный на конверте, адресованном Р. Дж. Робинсону. Письмо было прислано из Ирландии, от Флаффи Кэмбелл. Я сразу же попыталась представить, что именно Робину может написать в классическом письме его бывшая девушка из того, что не может сказать по телефону или при помощи мессенджера, но в моём сознании не всплыло ни единого варианта.
Глава 23.
Я отдала письмо Робу сразу после ужина, в первый час после его возвращения из футбольного клуба даже не вспомнив о том, что какое-то письмо вообще существует. Отдав его, я отправилась ответить на звонок домофона – кто-то явно ошибся квартирой – а когда вернулась на кухню, чтобы перенести бокалы для вина в гостиную, увидела Робина стоящего возле раковины. Когда я остановилась слева от него, письмо в его руках уже наполовину сгорело.
– Но ты его даже не вскрыл, – слегка обеспокоенно произнесла я, засунув руки в карманы джинс.
– Зачем? – невозмутимо поинтересовался он.
– Не знаю… Вдруг в нём что-то важное?
– Таша, что могло быть важнее нашей с ней любви? Эта любовь была первой для нас обоих, оттого она имела особую ценность. И тем не менее у неё хватило решимости её предать.
– И тем не менее ты всё ещё к ней испытываешь чувства…
– Чувства… – Робин задумчиво выдохнул, наблюдая за тем, как запечатанный конверт догорает в его руках. – Первую любовь невозможно просто взять и выкорчевать из своей души. Тем более такую прочную, продержавшуюся столько лет… Но, как не крути, наша с ней любовь изуродована изменой, и оттого она уже никогда не сможет стать прежней. Я убеждён в том, что нам с Флаффи больше не быть вместе. Это всё равно, что обменять здоровую любовь, которая ещё может случится в наших жизнях, на искалеченную. Неравноценный обмен… – Роб сжато выдохнул. – Да, то, что между нами было – это навсегда, и да, я иногда буду вспоминать об этом с нежностью и болью, но измены Флаффи не отменить. Думаю, встреть я её случайно на улице, и моё сердце ещё несколько суток после этой встречи будет обливаться кровью. Да, я хочу её обнять, хочу стереть её ошибку и навсегда остаться с ней, но подобные ошибки не стираются, и так совпало, что измена или предательство, называй это как хочешь, для меня, пожалуй, единственный проступок, который я не способен простить любимому человеку.
– Зато у тебя всё понятно, – поджала губы я. – Никакой неразберихи. Какой-то отрезок своей жизни ты её любил и всегда будешь любить воспоминания о ней, пусть они и отравлены ядом измены, и, что определённо точно, ты никогда не сможешь перебороть своё неравнодушие к её персоне. Так что, раз ты не хочешь лишать себя нормальной жизни с нормальными отношениями, для вас и вправду лучшим вариантом будет держаться друг от друга подальше. Ты для себя уже всё решил.
Мы немного помолчали, наблюдая за тем, как пепел дотлевает на дне раковины, после чего, не двигаясь с места, Робин вдруг произнёс:
– Я хотя бы признаю́сь в том, что любил Флаффи, как и признаю́сь в том, что это ощущение любви, как фантомная боль после ампутации конечности, навсегда останется в моём сердце. Ты же не можешь признаться даже самой себе в том, что любила Дариана и, не знаю, может быть где-то в глубине души всё ещё испытываешь к нему какие-то чувства.
На несколько секунд я замерла.
Покусав немного нижнюю губу, я наконец дала Робу приглушённый, но чёткий ответ:
– Признать это, всё равно, что потерпеть поражение. А я ненавижу проигрывать.
– Поэтому ты и ненавидишь его. Риордан – твоё личное поражение на всех фронтах. И как я никогда не искореню Флаффи из своей души, так и ты никогда не выкорчеешь Дариана из своей. Эти корни навсегда застряли в нас, и нам остаётся только принять их наличие, смириться и продолжать жить дальше. И когда мы сделаем это – примем и смиримся – мы сможем организовать новую лесопосадку без страха перед тем, что новые деревья не приживутся на старой почве и не распустят свои свежие кроны над омертвевшими корнями… Обязательно распустят.
Я хотела ответить ему хотя бы одним-единственным словом: “обязательно”, – но всё моё существо застыло от шока осознания того, как глубоко меня понимает этот человек. Настолько глубоко, насколько я сама себя никогда не способна была понять.
Мы с Робином встретились на кухне в шесть часов утра: он шорохался в поисках еды, я же, решив, что в дом кто-то пробрался, заглянула на кухню с пустой бутылкой из-под вина в руке. Я услышала неладное внизу в момент, когда возвращалась из туалета, изгнавшего меня из постели в столь раннее утро. Конечно логичнее было бы для начала заглянуть в спальню Робина, чтобы убедиться в том, что на самом деле внизу шумит именно он, но, как я заметила ранее, у меня была паранойя. Мысль о том, что амбалы Риордана взломали квартиру Робина была безумной, и тот факт, что я в неё искренне уверовала хотя бы на одно мгновение, лишний раз доказывал моё расшатанное психическое состояние.
