…Этой ночью я не спала. За час перед рассветом я села за руль своего автомобиля и, не выезжая из гаража, прождала ровно час, прежде чем вставила ключ в зажигание.
Оказавшись у могил мамы и брата, я больше не проронила ни единой слезинки. Лишь умоляла, едва слышно нашёптывая в свой широкий шарф одно-единственное слово: “Простите-простите-простите… Простите… Простите…”.
Я знала, что они на меня не обижаются, и всё равно умоляла их простить меня. Так и простояла, словно мраморное изваяние, битых полтора часа, пока не поняла, что пальцы на моих ногах окончательно онемели от холода, а губы от боли одного-единственного слова.
На семейном совете, состоявшемся в родительском доме сразу после обеда, было единогласно решено, что сопровождать Мию в Берлин отправиться Генри. Так уж сложилось, что он был идеальной кандидатурой. Амелии было девяносто три года, так что её кандидатуру, как и кандидатуру Миши, по известным причинам, даже не рассматривали. Пандора периодически увлекалась крепкими напитками, да и возраст у неё тоже был немаленький, хотя и значительно меньше возраста Амелии. Отец не хотел прерывать свои посещения Хьюи и, как оказалось, у него появился крупный заказчик на скрипки, так что он был весь в работе. Руперт с Пени не могли бросить детей и семейный бизнес. Айрис готовилась к предстоящей свадьбе да и ей никто бы не доверил столь ответственное дело, так как она была всего лишь двадцатиоднолетней девчонкой, только что вышедшей из клиники и канувшей в брачный омут. Я же не могла отправиться за границу из-за договорённости с Дарианом, но весьма убедительно сослалась на работу. Оставался только Генри. У него была не самая оплачиваемая должность, чтобы бояться её потерять, да и Руперт обещал выделить ему рабочее место при своём тренажерном зале сразу после его возвращения из Германии. Плюс ко всему этому Генри и сам порывался быть послом доброй воли в столь важной миссии, так как речь шла о его любимой внучатой племяннице и он не видел перед собой препятствий, чтобы оставаться в стороне. Хотя препятствия всё-таки вскоре нашлись.
Миша была лишена родительских прав, и опека над обеими её детьми была передана нашему отцу. Для того, чтобы Генри смог сопроводить Мию в Берлин, отцу необходимо было успеть переоформить на него опеку над Мией и он должен был успеть это сделать до восьмого числа, так как отъезд Мии был запланирован уже на девятое января, а операция назначена на десятое число. Впрочем, шериф Иден пообещал помочь нам с этим вопросом в течении каких-то суток, пробив нашу проблему по личным связям, так что из “загвоздок” оставалось только оформление необходимых документов в срочном порядке.
Так как и операция Мии, и проживание Генри в Берлине были полностью оплачены, мы разделили накопленные нами деньги на несколько упаковок и открыли список людей, сделавших для нас добровольные пожертвования, и уже до окончания воскресения раздали все известные нам долги: Руперт забрал назад все свои огромные вложения и заодно передал деньги своим родителям, отец с Генри развезли деньги по друзьям и знакомым семьи, а я взяла на себя Роканеру. И всё равно у нас на руках осталась достаточно крупная сумма, накопившаяся из анонимных пожертвований, приходивших на благотворительный счёт. В итоге мы приняли решение выделить в поездку Генри достаточно внушительную сумму “на непредвиденные расходы”, бóльшую же часть оставшихся у нас денег пожертвовали на лечение неизвестной нам девочки, нуждающейся в пересадке сердца, а незначительные остатки наличных спрятали на чердаке Амелии, “на всякий случай”. Пятьсот долларов, которые не смотря на все свои зависимости умудрилась накопить Миша, я отложила отдельно. Отдавать ей деньги было бы с моей стороны верхом безразличия, поэтому я отложила их отдельно, по достоинству оценив те муки, которые сестра прошла ради того, чтобы внести свою скромную лепту в наше общее дело. И всё равно я не могла её простить…
Дверь мне открыл Элайджа. Роканеры не оказалось дома, но она приехала уже спустя полчаса после моего прибытия, да и компания не по годам развитого десятилетки оказалась для меня не скучной, так что я не напрягла себя ожиданием.
У Роканеры в жизни всё было как всегда вверх ногами. Открыв собственный стриптиз-клуб, она, не смотря на его скромные размеры, стала настоящей бизнес-вумен, но, главное, впервые за всю свою жизнь вступила в Настоящие отношения, которые длились уже третий месяц! Её избранником стал мужчина на девять лет старше неё, с которым она познакомилась на работе. Ничего пошлого – он был простым охранником её клуба и заодно полной противоположностью Роканеры. Блондинка показала мне его профиль в социальной сети: высокий, прокаченный, бритоголовый тридцатипятилетний мужчина, у которого помимо собственноручно построенного небольшого двухэтажного дома в пригороде Лондона, крутого харлея и огромного попугая ара, в придачу ещё имелось и образование пекаря. На фотографиях избранник Роканеры был либо с серьёзным выражением лица, либо с сосредоточенным – никаких легкомысленных или просто весёлых улыбок.
– В бывшем он военный, – пояснила серьёзную натуру своего избранника блондинка. – Из родственников у него есть только старшая сестра, но она живёт в Шотландии, у неё муж, трое детей и овчарка, так что они общаются редко.
– Значит, первые в жизни настоящие отношения? – задумчиво ухмыльнулась я.
– Ну да, – пригубила чашку с остывающим горячим шоколадом Роканера. – Знаешь, я устала от этого всего… От блёсток, клубных огней, шелеста купюр… Это часть меня, благодаря которой я до сих пор выживала, но я больше не хочу выживать… Я хочу жить. Харпер предлагает мне новую жизнь. Он может мне её дать… Но я пока сомневаюсь.
– Хочешь сказать, что думаешь над тем, чтобы закрыть клуб, к открытию которого ты шла десять лет своей жизни? – не без удивления в голосе спросила я.
– Идиотская идея, правда? – криво ухмыльнулась собеседница.
– Почему? – непонимающе поинтересовалась я, что заставило Роканеру мгновенно замереть, поэтому я решила пояснить. – Может быть десять лет ты шла к открытию этого клуба лишь для того, чтобы встретить Харпера – мужчину с грозным взглядом и руками в муке.
В ответ на мои слова Роканера искренне рассмеялась, и я улыбнулась ей в ответ.
У отца Элайджи, Оливера, с которым Роканера всегда поддерживала “братские” отношения, тоже всё налаживалось. Его подружка, с которой он недавно отпраздновал три года отношений, забеременела, что выявилось как раз накануне Нового года. Оливер сразу же преклонил перед своей избранницей колено, но свадьбу пара решила сыграть в октябре, после рождения ребёнка.
У Элизабет же и Хлои с её новорождённой дочкой были не самые лёгкие времена. Они продолжали жить в своей двухкомнатной квартире, в которую вернул их Генри, и Хлоя всё ещё не нашла себе работу. Впрочем, она нашла себе нового бойфренда, так что насчёт работы сильно не заморачивалась.
Я не стала рассказывать Роканере о том, что я “раздобыла” полмиллиона долларов, чтобы не объяснять, каким именно способом это сделала. Просто сказала ей, что сто пятьдесят семь тысяч, которые требовались изначально, быстро насобирались благодаря пожертвованиям анонимов на благотворительный счёт, и что некоторая сумма осталась, отчего мы и решили вернуть деньги, взятые у некоторых наших знакомых, в число которых входила и Роканера. В общении с людьми я всегда являлась непробиваемой ледяной глыбой, благодаря чему мои собеседники не замечали моей даже казалось бы очевидной лжи.
