— Катись ты… конечно нет.
…
Вошли в ресторан.
У бармена, выряженного ковбоем, было неприятное, изъеденное оспой лицо. Швейк… только уродливый, циничный и озлобленный. И в штанах из кожи.
У трех или четырех посетителей ресторана… очевидно аборигенов… лиц вообще не было. Только огромные руки шахтеров и скулы древних ящеров.
Бармен посмотрел на нас хмуро… предложил выпить…
Я показал ему фотографию Магдалены. Спросил по-немецки, не видел ли он ее тут, в городке, вчера или сегодня. Рассказал про мобильный телефон.
Бармен ответил по-чешски. Говорил громко и язвительно. Отмочил, видимо, скабрезную шутку о пропавшей женщине. Аборигены глухо смеялись в кулаки.
Я еще раз показал ему фото и спросил его по-английски:
— Видел ее?
— Сходи в «Поцелуй Клеопатры», может быть, там найдешь свою старуху.
Молчащий до сих пор, обычно миролюбивый, Петер внезапно прорычал:
— Отвечай на вопрос, чешская скотина, видел или нет!
Я заметил в его правой руке монтировку с раздвоенным концом, которую Петер начал грозно поднимать. Бармен осклабился грязно и выхватил из кобуры на поясе огромный револьвер. Направил его на Петера.
Я взял моего дружка за плечи и попытался подтолкнуть его к выходу. В это время прогрохотал выстрел… Как будто в черепе граната взорвалась.
Представил себе Петера, истекающего кровью. Бьющегося в агонии.
Но Петер кровью не истекал, в агонии не бился.
Он стоял и недоуменно глядел на бармена. Нервно поглаживал монтировку.
А бармен неожиданного превратился из злого Швейка в Швейка доброго, но юродивого, и начал противно хохотать, обнажив нездоровые десны… показал нам свой револьвер… он был игрушечным, и стрелял пистонами.
Как мило!
Петер хотел врезать бармену по роже монтировкой, но я мягко его остановил… Потому что не хотел начинать поиски Магдалены с драки… да и аборигены многозначительно приподнялись со своих мест и угрюмо смотрели на нас глазами енотов.
— Не надо… не стоит мстить этому мудаку. Сам видишь, они тут в провинции поросли мхом и одичали… развлекаются как умеют.
Петер успокоился, позволил отобрать у себя свое оружие.
Мы выпили по стопочке холодной Бехеровки, запили ее светлым пивом, закусили ломтиками ананаса.
Швейк сказал на плохом немецком:
— Зайдите, зайдите в «Поцелуй Клеопатры». Там шеф — Марек, мой кузен, он хороший парень… с ним можно говорить… Он знает все, что происходит в городке. Если Марек скажет, что она сюда не приезжала, то не трудитесь и искать…
По выражению лица Петера я понял, что он не верит ни одному слову бармена.
Сам я не знал, что думать, что чувствовать. В голове у меня шумело от Бехеровки, а на душе полегчало. Даже искать Магдалену расхотелось. Может быть, она уже — безгласный труп. Зачем же хлопотать, людей тревожить?
Ужасно хотелось выпить. Долго уговаривать Петера не пришлось. Мы выпили еще по четыре стопки Бехеровки и съели целый ананас. Ликер запивали пивом. Петер заказал местный грибной суп с картофелем.
Бармен, лыбясь и жестикулируя, уговаривал нас пойти «наверх, к девочкам, в сауну».
Скабрезно улыбался, внушал, что «настоящие ковбои должны вовремя менять лошадей»…
Показывал нам свой товар. Вишенки его в черных чулочках застенчиво улыбались и просили оплатить им выпивку. Некоторым из них явно не исполнилось шестнадцать.
Я еще контролировал себя… дал четырем или пяти девушкам по десятке и показал им фотографию Магдалены.
— Нет, мы не видели эту женщину. Зачем тебе эта выдра, посмотри на нас…
Петер денег девушкам не давал, но я видел, как сверкали его маленькие серые глазки, когда он на них смотрел… иногда он поднимался со стула, подходил к окну, отдергивал тяжелую занавеску и проверял, не угнали ли «эти скоты» его автомобиль.
После восьмой стопки мир вдруг прояснился.
Искать никого не надо было, все были на месте. Я забыл, как выглядит лицо моей любимой. Любил ли я ее? Понимал ли?
Что за инфантильная постановка вопроса. Любил, не любил, понимал, не понимал…
Никто никого не понимает.
Я не подросток… отстаньте…
Магдалена — я чувствую это — холодный труп, а я еще живой. И вообще, зачем мне эта мертвая выдра?
У меня на коленях прочно обосновалась худенькая красавица… как же звали? Не помню…
Я целовал ее смуглое ушко с серебряной сережкой, изображавшей бабочку, а она все повторяла: «Пойдем наверх, папочка, я покажу тебе Луну и звезды в мой телескоп. Знаешь, где у меня телескоп?»
Она брала меня за руку и совала мой указательный палец себе в…
Волосы на ее лобке еще не выросли.
Хотел было подняться с ней наверх… но тут кто-то дал мне пощечину…
Я дернулся… смуглая красавица соскочила у меня с колен и убежала. Кто-то грубо плеснул холодным пивом мне в лицо. Это был Петер.
Он сказал: «Извини, старина, но иначе тебя было невозможно оторвать от этой маленькой шлюшки… Да, проверь-ка портмоне… На месте? ОК, пойдем… Сходим в этот херов “Поцелуй”, поговорим там, а потом делай, что хочешь… Проклятая Бехеровка… Что-то этот гондон в нее намешал».
…
Вышли на улицу. Помочились на стену ресторана. Под холодной Луной. При свете звезд…
Потащились в «Поцелуй».
Хозяин борделя, маленький, чернявый, в немыслимом лапсердаке и черной ермолке с нитками, падающими на виски… то ли цыган, то ли еврей, встретил нас на улице. Видимо, бармен позвонил ему, предупредил о нашем приходе.
Радушно пригласил нас войти в дом через потайную дверку, провел узеньким коридором с цветными лампочками и непристойными фотографиями на стенах в крохотный кабинет с большим портретом Элвиса Пресли в сверкающем фальшивыми бриллиантами белом костюме на стене.
Расселись. Я показал Мареку фотографию Магдалены…
Он повертел ее в руках, а затем начал быстро-быстро говорить, кивать головой и отчаянно жестикулировать. Ниточки на его ермолке мотались туда-сюда.
Его английский был ужасен. Я плохо его понимал…
Петер хмурился…
Минут через десять Петер прошептал мне: «Он Магдалену тут не видел и гарантирует, что ее в городке нет и не было… настаивает на том, чтобы мы заплатили ему 100 евро… не понял, за что. Темнит и путает… все время упоминает какой-то взрыв…»
— Черт с ним, заплатим. Если мы этого не сделаем, будем после думать, что не все сделали, чтобы Магдалену найти.
Петер подумал, кивнул.
