Гордас разблокировал люк и спрыгнул на сухую глинистую почву, покрытую редкой выжженной светилом травой. Теперь нужно хорошенько размять все тело, одеревеневшее за долгое время путешествия к новому этапу испытаний. Насколько хватало обзора, вокруг расстилалась степь. Вечерело. А, может, Антарес просто скрылся в туманной дымке и на самом деле еще разгар дня.
Гордас по давней привычке хотел было сверить свои биологические часы с цифрами на дисплее, но вспомнил, что отдал все ручные браслеты на заправочном блоке посреди болота. Четыре браслета один за другим легли в отсек оплаты и бесшумно провалились внутрь невысокой колонны с цифровым монитором, зато показатель энергии летмобиля плавно вырос до весьма высокой отметки. Можно было смело отправляться в путь, похоже, остальные курсанты уже опередили его.
И вот Гордас один посреди бескрайней степи, запасы воды в особом контейнере летмобиля исчерпаны, пакет концентрата разорван зубами и его скудное содержимое едва ли насытило пустой желудок. Впереди неизвестность, хотя кое-какие догадки у Шалока имелись. Нужно пересечь пустыню и добраться до горного кряжа, миновать его, выйти к леднику и там… Заключительный этап испытаний представлялся Гордасу смутно. Но зачем загадывать наперед, нужно обустроиться здесь и сейчас. Нужно просто двигаться вперед.
Итак, для начала неплохо бы найти источник пресной воды, раздобыть пищу. Гордас не случайно выбрал для остановки именно это квадрат. Пролетая над равниной на высоте птичьего полета, мужчина заметил узкую неровную полосу, похожую на тропу, ведущую к водоему. Но теперь пришлось убедиться, что маленькое озеро пересохло, а на растрескавшемся буром дне скопились кристаллики соли.
Разочаровавшись в своей бесполезной находке, Гордас уныло побрел обратно к машине, как вдруг мощный порыв ветра заставил его согнуться чуть ли не до земли. Приподняв голову, мужчина обратил внимание на черно-багровую тучу на горизонте. Единственным верным решением было укрыться в летмобиле и переждать бурю в относительной безопасности. Так мужчина и поступил, но уже через полчаса его довольно тяжелое убежище начало кататься по неровному грунту, как яйцо на наклонной плоскости.
Пристегнутый к сидению, Шалок старался побороть мучительную тошноту и нарастающую панику. Казалось, что обладающая разумом дикая стихия сознательно желает раздавить его как хрупкий кристалл, случайно занесенный в ее владения. Мужчина пытался открыть глаза, но сквозь плотное полимерное стекло машины видел только песок, землю, ветки и обрывки материи, оторванные полуистлевшие конечности человеческого тела, перья и скорлупу.
Сколько продолжалась это безумие, Гордас не знал, хотя мозг отчаянно пытался сосредоточить внимание на обстановке внутри капсулы летмобиля, цеплялся за детали пульта управления, за обшивку кресла, за колени и сведенные судорогой пальцы, ухватившиеся за поручни. Наконец наступила желанная тишина, и аппарат Шалока замер, тихо покачиваясь, в поисках точек равновесия.
Неверными руками мужчина привел в действие очистители обзора и заказал панорамный вид. Зрелище, открывшееся Гордасу, заставило путешественника зайтись нервным смехом. Летмобиль завис на краю расщелины в огромных каменных валунах, падение вряд ли могло сильно повредить машине, но потребовался бы полноценный ремонт, а Шалок даже при наличии навыков, не располагал необходимыми инструментами.
Оставалось только запустить режим взлета, и через пару секунд аппарат уже медленно поднялся в воздух, заскользив в ему лишь ведомом направлении. Шалоку оставалось смириться, но внутри мужчины разгорались отголоски прошедшей бури. «Почему я должен быть крысой в мышеловке… Забавы ради она вытащила меня из болота, так теперь решила потрясти как погремушку. Что за детские игрища?!
Лучше дай мне оружие и покажи врага, но я и с голыми руками с ним управлюсь, я загрызу его, я буду пить его кровь… Стоп! Надо успокоиться. Надо вернуться к себе. Мариона испытывает на прочность не только мое тело, но и мой дух. Это предсказуемо и понятно. А, если я это понимаю, то значит, я выдержу все».
Миновав окраину пустыни, Гордас заинтересованно всматривался в песчано-холмистый пейзаж внизу. В любой момент машина может спикировать вниз, уровень заряда батарей почти на нуле. А что это за низменность ровной треугольной формы, будто созданная по воле разума человека…
Три высоких, причудливо изъеденных ветрами каменных столба по углам, будто разметка с воздуха. Заблудиться невозможно — летмобиль Гордаса опустился точно в центре площадки. Чтобы остаться здесь навсегда — как только Шалок покинул кабину, летмобиль начал медленно проваливаться сквозь толщу песчаника. Вскоре на поверхности торчала лишь глянцево- гладкая верхушка машины.
Но Гордасу некогда было переживать о судьбе бесполезного средства передвижения, вокруг и без того имелось слишком много объектов, притягивающих взгляд. Долина оказалась усеяна останками животных — то там, то здесь виднелись сухие покореженные кости копытных и хищников, словно нарочно собранные в этот природный паноптикум.
Новый порыв ветра голосами сотни свирелей играл в остовах древних ящеров, перекликаясь со свистом флейты, доносившимся из пустых глазниц чудовища, некогда имевшего бивни. Гордас был поражен и восхищен масштабом зрелища, но волнение только усилилось, когда вдалеке послышался равномерный звон колокольчика.
Пойдя на зов, курсант вскоре обнаружил еще один могильник, но теперь уже собранный из скелетов разумных обитателей планеты. Человеческие останки не в пример звериным находились здесь в строгом порядке, надежно укрепленные каменными и металлическими опорами. С трудом сглотнув голодную слюну, Гордас хрипло откашлялся и на мгновение зажмурил глаза, отгоняя наваждение.
«Сад костей… Так вот ты каков на самом деле… Музей человеческих смертей под открытым небом пустыни… Тебе нужен новый экземпляр, да? Не хватает моего остова? Не дождешься…»
С холодеющей кровью, на ватных ногах мужчина проходил мимо скрюченных и расправленных силуэтов. Одни скелеты лежали на земле, раскинувшись в самых немыслимых позах, другие стояли, выпрямившись и горделиво «оглядывая» горизонт. Чьи-то берцовые кости были перебиты, их острые обломки почти засыпал песок, чьи-то запястья и щиколотки срослись с цепями, они-то и позвякивали от порывов ветра. «Костяные колокольца…».
Особенно жутко выглядели сами черепа, некогда вместилища дум и желаний их владельцев. Оскалившиеся и непримиримые в ярости последней схватки, некоторые из них, казалось, все еще хранили в себе пыл минувшей борьбы и не желали сдаваться даже после гибели тела. А вот другие выглядели истинными мучениками, безвинно пострадавшими по прихоти более сильного и безжалостного соперника.
Один из остовов был прикован к опоре, вырубленной из камня наподобие креста. Высохшие колени скелета подогнуты к ребрам, будто человек долго мучился от невыносимой боли, пока еще был жив. Раскинутые в стороны руки походили на крылья, лишенные оперенья, шейные позвонки искривлены, а челюсть задрана вверх и приоткрыта в безмолвном вопле.
«К кому же ты взывал, бедняга… и нашел ли утешение…»