— Лоут вечно занят своими расчетами. Он думает о работе больше, чем о тебе. Это неправильно!
— Наверно, так нужно. Он же мужчина, солдат, он не может днями сидеть возле моей юбки.
— Ты любишь отца?
— Я люблю вас обоих. Очень-очень. У меня же никого здесь больше нет.
Он занес меня в дом на руках, словно я была тряпичной куклой. Что-то неуловимо изменилось в его походке и жестах, в голосе появились незнакомые прежде стальные нотки. Даже пушистые локоны выглядели иначе.
— Гордас, ты потемнел всего за день, ты скоро станешь совсем как отец.
— Вряд ли. У Лоута уже есть белые волосы, он тоже будет меняться. Только в другую сторону.
Гордас говорил нервно, отрывисто, его лицо то каменело, то принимало милое, открытое выражение, что однажды и навсегда запало в мою душу. Он переживал за меня, искал меня вместе с отцом, хотел помочь, защитить. Мой самый лучший, самый любимый…
— Пожалуйста, принеси воды, или какого-нибудь напитка Рин, только не очень сладко, вообще не сладко. И больше я ничего не хочу.
Назад
1234
Вперед
Андроид Рик с будничной болтовней готовил для меня ванну. Да, он очень рад моему спасению, но это похищение дурно сказалось на моей коже, под глазами «мешки», ступни в ужасающем состоянии. "Совершенство" моего тела под большой угрозой. В другой раз я бы здорово поругалась с Риком, прогнала его прочь, но сейчас у меня был к нему важный разговор.
— Рик, ты еще даешь мне тот препарат, отменяющий овуляцию? Ну, то есть мою возможность зачать ребенка.
— Я тебя понял, Соня. Да, у тебя еще один цикл пройдет без кровопотери. А дальше я возьму анализ крови и мы посмотрим…
— Рик, мне нужно быть готовой уже сейчас! Понимаешь, я хочу стать обычной женщиной в репродуктивной фазе. В самое ближайшее время — в этот месяц! Тшш… поговорим завтра, хорошо. Я непременно вернусь к этой теме. Но никому ни слова про нюансы работы моего организма, понял? Это касается только меня. Ну, и тебя, раз ты мой врач.
— Хорошо. Я тебя понял, Соня.
Вернулся Гордас, и я бесцеремонно выпроводила андроида за дверь. Я уже решила, кто именно поможет мне принять ванну. Пара глоточков бодрящего напитка из рук Гордаса и я прошла в соседнюю комнату. На теплом «мраморном» полу избавилась от одежды и медленно опустилась в благоухающую воду.
— Помоешь мне волосы?
— Да, конечно.
Я нисколечко не смущалась своей наготы, позволяя Гордасу намыливать мои руки и спину. Я нарочно поднималась, чтобы ему было удобнее пройтись ворсистой тканью по моим раскрасневшимся ягодицам и животу. Мы оба ни проронили ни звука, даже не глядели друг другу в глаза. Так же, молча, я выбралась из ванны, и Гордас обтер меня полотенцем, а затем потоками теплого воздуха высушил волосы.
Благодатное чувство свободы духа и свежести тела… Афродита, рожденная из пены морской… Для любви, для счастья. Я тихо обратилась к Гордасу:
— Сними одежду и подойди ко мне.
Он прерывисто вздохнул, опуская голову. Сомневался во мне, не в себе.
— Соня, ты сейчас не можешь, ты не хочешь по-настоящему — как всегда хочу я. Мне не нужно это… вот так.
— А мне нужно, и я могу! Нет, не думай, что мной движет какое-то отчаяние или нервный срыв. Дело в другом. Я просто считаю, что случилось нечто неправильно. Тот, чужой человек, которого я и знать не знала, ничего к нему не чувствовала кроме ужаса и отвращения — он мог меня трогать совершенно беспомощную, когда я лежала на песке.
Я ничего не могла сделать, даже закричать… Мне было страшно и стыдно. Он… он вел себя так, словно я вещь, а не человек. Ему было не важно, что я думаю, как оцениваю его действия, Доух распоряжался моим телом, как своей собственностью и только потому, что был сильнее меня. Понимаешь? Там, на песке я осознала, каково это быть слабой. Я хотела его убить и убила бы, по-крайней мере попыталась бы защищаться. Нет… нет… подожди… Я не о том… сейчас не о том.
И вот, наконец, пришла подмога, но стало ли легче? Гордас, пойми, когда мне пришлось решать судьбу этого человека, я чувствовала себя будто зажатой в тисках. Между молотом и наковальней. Меня поставили перед неприемлемым выбором, даже не позволили говорить. Нет… я опять уклоняюсь в сторону. Стой, не перебивай, мне надо сказать тебе… Подожди… Я начну с самого начала…
Гордас! Почему он мог трогать меня, а ты нет? Скажи мне — почему… Ведь мы с тобой оба хотим этого, так чего еще ждать. Завтра может случиться война, может ринуться на землю огненный дождь, и мы все погибнем. Гордас, я не знаю, что нас ждет, но больше не могу притворяться. Я люблю тебя, ты мне нужен, ты очень мне нужен!
— Я хочу, чтобы ты не осуждала себя за свой выбор. Вот и все. Я приму любое твое решение.
— Иди ко мне!
— Я иду. Я здесь, с тобой. Я весь для тебя. Не плачь… Соня, не плачь. Я больше никому не позволю сотворить с тобой такое! Слышишь… Мия…
Я смеялась сквозь слезы, опять это странное обращение.
— Да, я твоя мия, я буду той, кем скажешь, только держи меня в руках. Вот как сейчас.
И я не задумывалась, что будет между нами после, и что может случиться, если Лоут узнает о нашей близости. Опущенные занавеси скрывали разгорающийся высоко в небе рассвет, надо спешить…
Гордас торопливо снял одежду, и мы снова обнялись. Это было такое счастье, чувствовать под своими ладонями его смуглые плечи, я буду целовать их долго-долго, я запомню каждую неровность, каждый маленький шрам, каждую родинку…
Это самое реальное чудо — возможность соединиться с тем, кого искренне любишь, кого желаешь. Возможность дать ему полную радость, самой изнемогая от наслаждения. Радость дарить себя, радость принимать другого.
Сначала он целовал меня робко, вопрошающе, словно боясь, что я могу передумать. Потом его руки и губы стали настойчивее и смелее. Он подхватил меня за талию и перенес на постель.
— Я так этого хотел… чтобы ты лежала раскрытой, а я с тобой… И ты мне позволила…
Он ведь даже не представлял, насколько был мне нужен именно сейчас. Он был моим исцелением, искуплением. После Гордаса я снова смогу чувствовать себя чистой.
Да… это необычайное чувство, когда мужчина целует и сосет твою грудь, будто младенец, кажется, он сейчас особенно нуждается во мне, и я делаю его сильнее. Я прижимала к себе его кудрявую голову, стискивала зубы от желания принять между разведенных ног ту — особую часть его мужского тела.
— Гордас, иди…
Он целовал мой живот, потом спустился ниже, и я уже была готова умолять прекратить эту сладкую истому.
— Хочу тебя…
Я сама направляла его руку, я немножко ему помогла, а потом едва не задохнулась от восторга, полностью ощущая в себе его плоть. Как хорошо… Как это правильно, что он лежит на мне сверху и ритмично двигает бедрами, а я стискиваю его изнутри, желая продлить эти золотые моменты. Бесконечно много и так ничтожно мало…
