За спиной у нее стоял кофейный автомат, на полке рядом с ним выстроилось несколько покрытых застарелой пылью разноцветных бутылок с импортными этикетками, в витрине красовались пирожки, коржики и те неизменные кондитерские изделия, которые продаются в каждом буфете страны под названием «полоска песочная».
– Пирожки свежие, – сообщила она, едва я появилась на пороге. – Есть с картошкой, есть с грибами, есть с мясом. Лучше бери с картошкой, не отравишься.
– Мне кофе и песочную полоску! – решилась я. – И кофе. Американо с молоком.
– Автомат не работает, кофе только из титана! – разочаровала меня буфетчица.
Она нацедила сомнительный мутный напиток из огромного бака.
Я взяла стакан кофе и полоску, но прежде чем отойти, спросила:
– Вы здесь, наверное, всех знаете. Мне бы найти Михалевых. Где они живут?
– Нет, не знаю таких, я тут недавно! – буфетчица покачала головой. – Если хочешь кого найти, спроси Олимпиаду Самсоновну. Она точно всех в поселке знает.
– А кто это – Олимпиада Самсоновна? – уточнила я. – И где ее найти?
– Ты Олимпиаду не знаешь? – удивилась буфетчица. – Это же тетя Липа, она на почте работает.
Я поблагодарила буфетчицу, кое-как сжевала песочную полоску, которая по вкусу напоминала подмокший гипсокартон, а кофе из титана выпить не смогла – это оказалось выше моих сил. Я простилась с буфетчицей и, выйдя из кафе «Улыбка», вошла в соседнюю дверь, на почту.
Здесь за стойкой скучала миниатюрная старушка в круглых очках, с хитро поджатыми губами. Увидев меня, она оживилась и приняла боевую стойку.
Я поздоровалась и спросила, где мне найти Михалевых.
Старушка на мгновение отвела глаза, а затем проговорила:
– Вот открытки у меня есть хорошие. Купи одну!
Это напомнило мне сказку «Гуси-лебеди», где яблоня, прежде чем спрятать детей, требовала, чтобы они отведали ее яблочка, а печка – съели пирожок.
Но ничего не поделаешь. Я взяла одну открытку (поздравительную, на ней румяный, жизнерадостный Дед Мороз поздравлял меня с позапрошлым Новым годом).
Расплатившись, я повторила свой вопрос:
– Как бы мне найти Михалевых?
– Никак, – ответила старушка, уставившись на меня честными блекло-голубыми глазами.
– Что значит – никак? – возмутилась я.
Надо же, сначала заставила меня купить открытку, а только потом ответила отказом! Сказала бы сразу! Нет, конечно, мне не жалко, открытка стоила недорого, но неприятно, когда из тебя делают дуру!
– Никак – значит никак! – отрезала тетя Липа. – То есть, конечно, если ты поедешь во Владивосток, то это другое дело, там, может быть, и найдешь, а ближе – никак.
– Во Владивосток?! – удивленно переспросила я. – Почему во Владивосток?
– Потому что Люся Михалева туда уехала, с внуками нянчиться. Дочка ее, Женька, там замужем. Муж у нее там крабов ловит, хорошо, между прочим, зарабатывает. Люся, она ведь одна их воспитывала, Женьку и Женьку…
– У нее что – две дочки, и обе Жени? – спросила я, пытаясь уследить за ее рассказом.
– Ты что, девонька? – тетя Липа взглянула на меня, как на умственно отсталую. – Разве так бывает, чтобы двух дочек одинаково назвали? Это же какая путаница будет!
– Но вы же сами только что сказали, что она воспитывала Женьку и… Женьку!
– Ну да, у нее сын был и дочка. Сын Женька и дочка тоже Женька. Это часто бывает. Вот у Сергея Сергеевича из кооперации сын Валя и дочка – тоже Валя. А здесь, значит, Женька и Женька. Сын, правда, с плохой компанией связался, воровать начал. Хорошо, перепил отравы какой-то да и помер…
– Хорошо? – поразилась я. – Чего же тут хорошего?
– Так если бы не помер, его посадить могли. С плохой компанией связался, а все почему?
– Почему?
– Потому что без отца рос! Как муж Люсин пропал, так Женька и пошел по кривой дорожке!
Я насторожилась. Человек по фамилии Михалев пропал… Это согласуется с рассказом юродивого Вити!
– А мужа Люсиного, случайно, не Коля звали? – уточнила я на всякий случай.
– Коля, Коля! – Тетя Липа закивала, как китайский болванчик, и вдруг насторожилась: – А ты откуда его знаешь?
– Да я его не знаю, так, слышала что-то.
– Слышала? – Тетя Липа подозрительно взглянула на меня. – От кого это ты слышала? А ты, случайно, не Веркина ли дочка?
– Нет, конечно, – честно ответила я. – А кто такая Верка?
– А это буфетчица из «Улыбки», она там раньше работала, до Любы, которая племянница тети Клавы со станции…
– Это которая там сейчас?
– Э, да что ты, девонька! Эта, Оксана, она тут только три года, из Саратова приехала. А Люба до нее была, она больше двадцати лет простояла за стойкой, а уж до нее Верка… так ты точно не ее дочка? Что-то ты на нее смахиваешь!
– Точно, я про нее никогда даже не слышала. – Я попыталась вернуть разговор к интересующей меня теме: – Вы говорили, что Коля Михалев пропал…
– Пропал, пропал! – Тетя Липа снова закивала. – Ушел из дому и не вернулся. Даже из вещей ничего не взял. Вот так Люся одна-то и осталась детей поднимать – Женьку и Женьку…
– Ушел и не вернулся? Как же так?
– А вот так, девонька! – Тетя Липа развела руками. – Кто-то говорил, что он в тот день зарплату получил и с какими-то городскими пошел выпить. Кто-то – что он на Север завербовался, а только почему тогда теплых вещей не взял? А Порфирий Степаныч, тот вовсе говорил, что его эти… инопланетяне похитили на своей тарелке. Только кто же Порфирию Степановичу поверит! А я так думаю, что он с Веркой-буфетчицей сбежал, которая в «Улыбке».
– А что, она тоже пропала?
– Да нет, она за месяц до того в Нальчик уехала. Так, может, Коля к ней в Нальчик и сбежал, от двоих-то детей. Тогда понятно, что он теплых вещей не взял, в Нальчике они без надобности. И то сказать – у Люси характер не сахар, тяжелый…
– И что – больше про Колю никто ничего не слышал?
– Ну Порфирий Степанович говорил, будто встретил его в Новоржеве, когда туда ездил. Да только кто же ему поверит?
– Вот еще что, – проговорила я, – когда это было? Когда пропал Коля Михалев?
– А тебе зачем? – Тетя Липа подозрительно взглянула на меня. – Не иначе, ты все же Веркина дочь!
– Нет, честное слово! Но все же когда он пропал? Или вы не помните?
– Отчего же не помню? У меня с памятью пока что все в порядке! Это когда же было… помню, у меня тогда гладиолусы хорошие выросли, мне сестра троюродная луковицы дала, и тетя Клава со станции попросила, чтобы я к первому сентября несколько штук для внучки ее приберегла, ей как раз в первый класс идти. Значит, незадолго до первого сентября это было… но только не накануне, а примерно недели за две.