— Как же это прекрасно — любить! — много позже сказала Ниньо, лежа рядом с Алвасом и прижимаясь к его горячему и сильному телу.
— Прекрасно любить тебя и только тебя, — ответил Алвас, в сотый раз целуя ее. — Я никогда никого не любил, кроме тебя, и уж точно не полюблю больше.
— Что же нам теперь делать? — грустно спросила Ниньо.
— Просто любить, — ответил ей Алвас. — Любить, не задумываясь ни о чем, не оглядываясь назад и ничего не загадывая.
— Но я не могу потерять тебя даже через много лет, — воскликнула Ниньо.
— А ты и не потеряешь. Я всегда буду с тобой. Теперь, когда у меня есть твоя любовь, я буду делать все, чтобы сохранить ее навечно.
«Но ты всего лишь человек, — грустно подумала Ниньо. — Твой век слишком короткий в масштабе вечности. Придет время, и ты покинешь меня, обрекая на вечную тоску. Что же нам делать, любимый?»
Глава 38
— А ты — прилежный ученик, — похвалила Александра, — аккуратно выполняешь домашнее задание. А главное, все правильно, — она отложила в сторону тест, который проверяла. — Ты не пропадешь в дороге, ресторане, гостинице. Как насчет магазина — следующей темы?
— Заранее согласен на любое твое предложение, — с улыбкой ответил Илья. — Ты тут босс.
Он был на все согласен, лишь бы как можно больше времени проводить с ней вдвоем. Они занимались каждый день по два-три часа после работы. Суббота была тоже учебным днем. Лишь воскресенье решили оставить в качестве выходного.
— Мозгам нужен отдых, — с самого начала занятий объяснила Александра.
— И учителям тоже, — согласился тогда с ней Илья. — Кроме того, я полностью занимаю все твое свободное время. А у тебя ведь есть личная жизнь, — он намекал на Льва, отчего в душе поднималась буря протеста.
— На этот счет можешь не переживать, — успокоила его Александра. — Я не первый раз «выпадаю из жизни». У меня и до тебя были ученики, располагающие лимитом времени. Так что, не привыкать.
В такие моменты его так и подмывало спросить, как Лев относится к их занятиям? Но он вовремя себя останавливал, понимая, что это будет перебор. По негласному соглашению, они никогда не разговаривали о Льве или Ниньо. Иногда только Александра вспоминала Олесю, напоминая тем самым, что он уже две недели не получал весточки с Титикаки. После визита во сне, Ниньо больше не появлялась. Иногда Илье казалось, что он сойдет с ума от неведения. Помогали отвлечься друзья. На работе Карякин внушал позитивный настрой, а по вечерам занятия английским заставляли забывать обо всем.
Чувство Ильи к Александре постепенно крепло, становясь глубже. Он читал в ее глазах то же. Кроме быстрого поцелуя в первый вечер занятий, он больше не позволял себе ничего. Но иногда подмечал настороженность, будто она опасалась, что, сделай он шаг, и она не сможет устоять.
Тем не менее, натянутости в отношениях не было. Занятия проходили в непринужденной обстановке. Часто Александра их проводила в виде ролевых игр, тогда они много смеялись и дурачились, подкалывая друг друга. Обычно они не замечали, как пролетает время.
Сегодня Илья приехал на полчаса позже назначенного. Настроение было подавленное. Первый раз за всю врачебную практику, умер пациент, которого он оперировал. Ошибки хирургов не было. У больного внезапно остановилось сердце. Но собственная невиновность не приносила облегчения. Состояние опустошения не покидало. Карякин долго читал лекцию на тему, что это не единственный случай в истории медицины, что Илье еще не раз придется с этим столкнуться. Но подобные речи являлись слабым утешением.
Пока Александра проверяла домашнее задание, Илья предавался раздумьям. В голову лезли дурацкие мысли о бренности существования, о бесполезности попыток что-то изменить.
— Что с тобой? — Александра уже какое-то время рассматривала его. — Неприятности на работе? — догадалась она.
— Просто мысли всякие лезут в голову, — ответил Илья и, сам не заметил, как рассказал про сегодняшний случай в больнице.
— А знаешь, — подумав, сказала она, — я не согласна с Денисом Матвеевичем. Ты никогда не привыкнешь к этому. Каждый раз, когда кто-то будет умирать, даже не по твоей вине, ты будешь страдать. Потому что… Потому что ты такой. В тебе много сострадания. Оно не позволит очерстветь, привыкнуть к смертям.
— В нашей работе нельзя так, — грустно ответил Илья. — Нас учили абстрагироваться. Но я не могу. Понимаю, что если врач будет переживать за каждого пациента, долго не протянет, — усмехнулся Илья, — и ничего не могу с собой поделать. Лицо того парня до сих пор стоит у меня перед глазами. Он был совсем молодой, тридцати еще не было.
— Послушай, может, я сейчас скажу что-то обидное, но мне кажется, что ты выбрал не ту профессию. С твоим характером нельзя каждодневно сталкиваться с таким количеством боли и страдания. Так можно сойти с ума.
Илья посмотрел на Александру. Она озвучила его мысли. Он думал так же. Ругал себя, но нет-нет да задумывался, что не его это. Отчетливо понимал, что настоящий хирург должен иметь холодный и ясный ум, отбрасывать эмоции, и не умел так. Таким был Карякин — хирургом от Бога. При всем при этом, он был добр и внимателен к пациентам. Но во время операции превращался в машину — думающую машину.
— Наверное, ты права, — кивнул Илья. — Нужно было выучиться на кого-нибудь другого.
— Не переживай так, — Александра дотронулась до руки Ильи. — Можно ведь переквалифицироваться. С твоими знаниями сможешь быть полезен людям и не в области нейрохирургии. Ты — отличный врач. В конце концов, иногда в лечении нуждается не тело, а душа. И ты лучше всего подходишь на роль душевного лекаря.
— Я подумаю об этом, — взгляд Ильи был прикован к ее руке с тонкими изящными пальчиками, которая слегка поглаживала его руку, разжигая огонь во всем теле.
— Знаешь, я тут подумала, что пока ты находишься в таком состоянии, мы все равно не сможем заниматься. Давай, я приготовлю нам что-нибудь на ужин, и мы просто поболтаем. Устроим себе дополнительный выходной.
— Постой, — придержал Илья ее за руку, когда она собиралась встать с кресла. — Спасибо тебе. Спасибо, что озвучила мои мысли, что все прямо сказала, не боясь обидеть.
— Не за что, — глаза Александры встретились с глазами Ильи, которые уже вовсю пылали от еле сдерживаемых чувств. Она начала медленно плавиться под его взглядом. Глаза увлажнились и потемнели, на щеках заиграл румянец, губы призывно приоткрылись. Илья провел ладонями по ее рукам, поднимаясь к плечам. От его прикосновений по ее коже побежали мурашки.
Илья встал с кресла и, обхватив плечи Александры, придвинул ее к себе. Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза.
— Я знаю, что этого не следует делать, — тихо проговорил Илья, перемещая руки от плеч к шее и слегка поглаживая ее, — что я должен держать себя в руках. Но… Но я не могу… Я не могу больше бороться с собой, с каждым днем мне все труднее сдерживаться, — он притронулся губами к ключичной впадинке на ее шее. — Ты, как наваждение, — с трудом оторвавшись, прошептал Илья. — Две недели рядом с тобой, не имея возможности дотронуться, это предел того, что я могу выдержать. Скажи, если хочешь, чтобы я остановился.
