— В то время аборт стоил два рубля. Как жаль, что его мама их пожалела.
В новосибирском лагере хозяин завез в местный ларек ласты. Обыкновенные ласты для плавания.
— Никого не отоваривать чаем, пока не купят ласты, — приказал хозяин.
И две тысячи человек купили две тысячи пар ласт. Вся зона ходила с ними. У кого под мышками, кто в руках держит, у кого за поясом. Потом приноровились делать из них тапочки.
27 декабря. Юбилей. Я в системе уже три года. Как я был наивен, спросив адвоката, сколько просижу, неделю или месяц. Теперь абсолютно понятна его длинная мхатовская пауза, вызванная моим глупейшим вопросом.
30 декабря. Эпопея с телевизором продолжается. Главное дело, телевизор уже куплен и покоится в недрах этой замечательной тюрьмы. Уже пятый офицер дает офицерское слово, что телевизор поднимут к нам в камеру, однако воз и ныне там. Офицерам верить в этой системе — себя не уважать.
Прочитав Тору, Библию и Коран, вижу, что Бог так неистово требует любви к себе, что возникает впечатление, что он не может существовать без этой любви.
2 января. История с телевизором закончилась 31 декабря. Купленный месяц назад телевизор в виде одолжения подняли в камеру 31 декабря. Все, теперь уже все, жду этапа, больше ждать нечего. Линия жизни на моей руке где-то посередине резко прерывается, после чего возобновляется опять. Раньше хироманты говорили, что это означает тяжелую болезнь после сорока лет. Теперь понятно, какая именно болезнь со мной приключилась. Впереди еще одиннадцать с половиной лет. Кто меня будет тянуть, кому этот геморрой нужен?
5 января. В Краснодарском крае, в Ейске, открыт музей НЛО. Даже страшно представить, какой еще музей можно открыть. По телевизору все время показывают разрушения и бедствия, вызванные землетрясением в девять баллов, которое вызвало неслыханное цунами. Пострадали Шри-Ланка, Индия, Таиланд, Сейшелы, остров Суматра почти смыло (пипец бабочкам). Говорят о пятистах тысячах погибших. На этом фоне известие о единицах спасшихся энтузиазма не вызывает. Вот оно, проявление Армагеддона. Волна смывала и разрушала на своем пути все. Десятки дельфинов оказались в озере, как в ловушке. Волна сошла, а дельфины уплыть не успели. Людских трупов столько, что не успевают опознать. Их хоронят в общих могилах, засыпая известью. Я так понимаю, на Мальдивах и Таиланде отдых накрылся, там отели просто смыло.
О тувинском лагере. Тувинцы все ужасно похожи друг на друга. И не дай бог выпьют! Это всё! Там вся зона по сто пятой сидит. Как напьются, считай, труп уже есть. Хозяин зоны на травку глаза закрывал, а спиртное было под жестким запретом. Тоже ведь не дурак, знал за своими тувачами эту особенность. Бывало проще найти план, чем табак. Он там везде. Есть даже места, где он в магазинах шел в оплату за товар. Денег нет, а плана валом. Иная семья все лето собирает и, считай, год за счет этих сборов существует. Там так: семьдесят коробков — автомобиль. И, главное, план очень хороший. Я нигде больше такой не встречал.
— А чуйский?
— Чуйский? Неплохой, но слаб в сравнении с тувинским. Да, забыл сказать, у них там еще повальная куриная слепота. Бывало сидим в бараке, смотрим телек после отбоя, а тут атасник кричит.
— Кто?
— Ну атасный, ставили человека на атас. У него там все было, и чифир, и курить, и сахар, вот он и смотрит, чтобы мусора не застукали. Вот он, значит, кричит. Мы телек вырубаем и все по своим местам. Так тувинцы в этот момент вообще видеть преставали. Только и слышно: бум, бум — рогом кто в балку, кто в стену вошел, а если рыбу завозили, так они прозревали, в рыбе, видать, что-то есть от этой слепоты. Короче, освободился я. А дело было осенью, октябрь уже. А я такой в кожаном плаще и лодочках. А там октябрь. Считай, уже зима. А зимы такие, что обалдеть можно, на проверку выходили в тулупе, оленьих шапках и унтах. В две баклажки наливали кипяток, одну засовывали спереди, за пояс, а другую сзади, и только так и выдерживали проверку. А это всего двадцать минут. Так вот, решил я зависнуть в Кызыле. Мне приятель говорит, есть тут одна дама, а я ему: готов, готов прям жениться. Как водится, все купили и пошли в гости, да я там и остался. Женщина попалась хорошая, дом отдельный. Она поваром в кабаке работала. Так вот, я, как Иван-дурак на печи семь месяцев и провалялся. Тамара мне прямо говорила: ты можешь даже из дома не выходить, ни к чему это. Сиди, говорит, на месте и все; работа тебе не нужна, я сама все сделаю. Ну а что ж, она в ресторане — жрачка от пуза, ходить там некуда, да и мороз такой, что и незачем. И женщина хорошая, любила меня. Единственное, что старше меня на семь лет и воспитание у нее колоссальное, если ко мне кто приходил, так она даже за стол не садилась, все приготовит и уйдет, чтобы не мешать. Короче, живу неделю, приходит ее подружка. Пью я вообще немного, а тут нажрался конкретно. Тамара вообще уснула, а ее подружка прикопалась: проводи и проводи. Люська, возраста Тамарки, тоже видная такая бабенка. Пошли, говорит, поднимись со мной. Ну я и поднялся. А она квартиру имела на третьем этаже пятиэтажки. Квартира полностью упакованная, и музыкальный центр, и стенка, и ковры, короче, все, что надо. Она бухгалтером на фирме или заводе работала. Еще выпили. Не хочешь ли принять ванну, спрашивает. Что же не принять? У нас, то есть у Тамарки, только баня. Лежу в ванне, смотрю, Люська ломится. Она-то баба ничего, высокая, ухоженная, все при всем, но я таких знаю. Через неделю такие сразу наезжать начинают, к рукам прибирать, оглянуться не успеешь, а уже смотришь из-под ее каблука. Трахнул я ее и утром, как можно раньше, поскакал домой. Надеялся успеть до того, как проснется Тамарка. Не успел, примчался, бьюсь в двери, как бабочка в стекло, а Тамарка не открывает. Главное, мороз такой, что охренеть можно. Покричал я, побился и к приятелю ходу. Переночевал, объяснил все. А назавтра опять к Тамарке в гости. Мы с приятелем и его бабой пришли. Тамарка смотрит на меня, как на врага народа. А я ей: пьян был, и все. Пришли к этой Люське, выпили, и я отрубился. И все. Стою на своем, как наши под Москвой в сорок первом. Она мне и говорит: я, мол, понимаю, тебе пойти некуда, вот тебе комната, живи, но как жилец. А я ей: мол, ты что, разве дело в том, что мне идти некуда? Да нет же, дело в другом. Хотя дело именно в этом. И главное, мороз, сволочь, за тридцать. Короче, через неделю помирились. Вообще, баба она хорошая, вот только разница в возрасте, и мать ее меня полюбила. Ты говорит, если что, ко мне обращайся напрямую, тоже хорошая баба, жаль, померла.
— Так сколько тебе было?
— Тридцать три.
— И что же у нее ни семьи, ни детей?
— Почему же это, все было, и дочь взрослая, замужем. И ребенок ее Тамарку бабушкой называл, а меня дедушкой. Я чуть не сдох от смеха. Меня — дедушкой. Ну а я его — внучком. Во прикол-то! И муж у нее был из этих, новых русских, то есть новых тувинских, спиртом он занимался. Короче, поднялся и тут же нашел молоденькую. И разошлись они. Живу себе, лежу на печи, телек смотрю, а мне все Люська по телефону долбит, прямо не знаю, что делать. Главное, Тамарка только на работу, и тут же Люська звонит. Подглядывала, что ли? Сейчас, говорит, приду, я ей: ни в коем случае. Ну, представь, мороз под сорок градусов, и с Тамаркой только что помирились, а эта все трезвонит. Я ведь дураком был, я же не знал, что у Тамарки телефон с определителем и памятью на сто номеров. В общем, попила кровь эта Люська. А тут мой дружок говорит: пойдем, прогуляемся. Пошли, а он там в городе работал. Так, всего понемногу, и квартиры, и покупки, и кидняк. Была у него такая фишка: надевал он шапку, опускал уши, очки такие огромные напяливал, подходил к ларьку и начинал дефицит разный набирать в пакеты — ну там «Парламента» блок, виски, жрачка — и в последний момент отправлял продавца в глубь магазина за чем-нибудь. Пока она шла, он ноги вставлял. Городок тысяч семьдесят. Я, как это увидел, говорю ему: ты что, с ума сошел, а он мне: так я же замаскировался. Однажды он мне говорит: пойдем уголь воровать. Тут думаю: все, еще уголь воровать мне не хватало. Стоп, говорю, без меня. И, так тихонько задний ход от него. Но углем все же пришлось заняться. Я за зиму у Тамарки две тонны сжег. Нет-нет, я этот уголь купил, подогнал грузовик и в сарай сгрузил. Вот, живу тихонько, ко мне ребята из Абакана начали приезжать, дела наладились. Машину купил, «Тойоту», правосторонний руль. Машине шесть лет, но состояние очень приличное. Во дворе поставил. А Тамарка время от времени меня к себе в кабак приглашала. Кабаки в этом Кызыле не ахти, а этот центровой. Всякие там депутаты ходят, элита местная. А программа там такая — стриптиз. Туваки, они все одинаковые, одинаково некрасивые, а тут в программе тувинка, и прямо блеск. А я возьми сдуру и спроси у Тамарки, как ее зовут, пьян был, расслабился. Кстати, знаешь этот анекдот, один спрашивает: как расслабляешься? А я и не напрягаюсь.
