Просто идти по улице — уже счастье. Дышать свободным воздухом улицы или леса, смотреть на природу не через окно с решеткой — счастье. Любое проявление свободного мира — это ли не счастье! А я все ждал чудес. Ежедневно не замечая и пропуская главное чудо — чудо свободной жизни. Я убивал день в ожидании вечера и добивал чашу вечера до конца, до самого дна, закусывая ночью, отдавал утро сну, и днем все начиналось сначала. А утро — восхитительное проявление жизни. Даже самое пасмурное, осеннее или зимнее. Все это шло от пресыщенности и неточно выбранной цели. Любой выстрел не по цели — бессмыслен, не нужен и даже вреден. Можно случайно попасть в другую цель, чужую. Сколько же времени проведено напрасно! Пять лет? Десять? Вся жизнь? Я пропускал красоту, не видя ее. Я пытался наполнить жизнь атрибутами праздника, лишившись главного — праздника в своей душе. Новый год, день своего рождения, день рождения близких — все это было, но ощущения праздника события не приносили, радость и подъем в душе были потеряны. Нет, не сразу, постепенно и незаметно эти чувства истончались и в какой-то момент — раз, и исчезли вовсе.
Так вот, тюрьма очень хорошо лечит эту болезнь.
Жрут и жрут, жрут и жрут. Ну сколько можно? Ведь местная пища — дрянь, а вокруг — тюрьма.
Я за любой кипиш, кроме голодовки!
— Свидетели?! — как уколотый шилом, вскричал псориазный. — Ты че! Ты где находишься! Очевидцы! Понял? О-че-вид-цы!
А еще не спят, а отдыхают, не разговаривают, а кричат или общаются.
— Ты попутал что-то, олень винторогий. Нету тут ничего твоего. Твое осталось дома. А тут все общее. Тут тюрьма. Твое только говно, да и то временно.
— А вот скажи: у вас там в Дагестане ты осла ебал?
— Ебал. Там все ебут осла.
— Что это? — спросил рыхлый с тяжелой челюстью и ткнул обгрызенным пальцем в ногу сокамерника, покрытую язвами.
— Язва. Нога гниет. У некоторых до кости прогнивает. Ничего не помогает. Я и на больничке антибиотик колол и витамины горстями жрал — бесполезно.
— А от чего это?
— Тюремная болезнь. Воздух тут такой. У многих такая беда. Гниет пиздец. А на свободе, говорят, проходит.
— Может, плохо лечат?
— Может. Лепилам ведь наплевать. Гниет втихаря и ладно. Несмертельно же. Да тут сдохнешь — им все равно.
На все он говорил так: «О, это дорогое лекарство. Я отдал шестьсот пятьдесят долларов, чтобы затянуть его сюда. Крем — шестьсот пятьдесят зеленых стоил. За эту куртку платил шестьсот пятьдесят баксов». Что ни возьми, все у него стоило шестьсот пятьдесят долларов. Как будто другой цифры он не знал или эта ему особенно ласкала слух.
Не дай бог никому оказаться в русской тюрьме. Один мой знакомый рассказывал, как встретил на Можайском централе в общей хате, рассчитанной на пятьдесят шконок при ста семидесяти обитателях в реальности, негра. Негр оказался бывалый, сидевший в разных странах. На вопрос, как ему русская тюрьма, ответил коротко: «Это не тюрьма. Это ад». Я хорошо понимаю этого негра.
Азербайджанец мечтательно вспоминал:
— Короче, все было: шашлык-машлык, водка, фрукты там какие хочешь, короче, колбасы там, сыр, короче, все, что хочешь. Пей-ешь не хочу!
В тюрьме либо худеют, либо безнадежно оплывают. Селекционный отбор работает превосходно. Здесь все больше тупые, жадные, хитрые и никчемные людишки. Поразительная пустота в голове. Ни одной мало-мальски путной мысли. И как я умудрялся еще что-то писать? Помимо того, что это физически негде делать (свет скверный, проблема с сидячим местом, неистребимый и нескончаемый людской муравейник), действие вызывает нездоровый интерес окружающих: что это он такое все время пишет? Письмо, жалобу, заявление, ходатайство — это понятно, а вот просто писать — это очень странно. Еще тяжелее сконцентрироваться, а сконцентрировавшись, понимаешь, что мыслей нет — голова пуста.
По количеству времени, проводимому на дальняке, можно запросто определить, кто какой пищей питается. Употребляющий продукты из передачи или ларька сидит долго. Вольная пища с трудом покидает своего хозяина.
Интересно, куда девается прошлое? Оно трансформируется в настоящее? Оно строительный материал для будущего или отдельно живет где-то в складках времени?
Я практически отвык улыбаться. Если это случается, физически чувствую, как кривится мое лицо. У меня нет проблем с сексом, едой, выпивкой, деньгами — у меня этого просто не стало. Меня перестали пугать вши, клопы, тараканы, грязь, вонь, мокнущие и не мокнущие язвы и дурные запахи. Я отлично научился справлять малую нужду под чужими взглядами (раньше не мог) и справлять большую нужду тогда, когда нужно, а не тогда, когда есть для этого подходящие условия. Я могу не есть, не спать и не курить столько, сколько потребуется. Я совсем перестал шутить. Я почти задавил в себе чувство юмора. Меня уже не пугают страшные лица и тяжелая аура большого скопления мрачных мужиков.
Регулярно попадались десантники, страдающие профессиональной болезнью: нераскрытие парашюта при приземлении приводит к хроническому сотрясению мозга.
Пидор говорил о себе: «Я пошла, я пришла, я сделала». Вечерами он красил губы помадой, подводил тени и стоял рядом со своей шконкой (собственная шконка! уж очень, говорят, злоебуч!), одетый в майку и коротенькие трусы. Выглядел на двадцать пять, десять из которых уже остались за плечами, а впереди ждало еще двенадцать лет.
3 мая. На воле у меня был размер 54–56. Сейчас, полагаю, 48–50.
Жора удивился:
— Никогда бы не подумал!
— Почему?
— У тебя после такого похудения на теле должны были остаться растяжки.
У меня их действительно нет. Подобное я наблюдал в тюрьме. Здесь мне пришлось многое увидеть в другом свете, узнать много нового. Это с одной стороны, а с другой — не дай вам бог родиться в интересное время. Российские дикость, невежество, грубость и неразвитость начинают подавлять. А с третьей стороны, как у Апулея, «только ставший ослом может познать мудрость и истину».
Не так страшна тюрьма, как полное непонимание того, что она собой представляет.
У жизни может быть только один смысл и одна цель — сама жизнь.
Всю жизнь я искал смысл: скрытый, таинственный, закамуфлированный. Мучился, думал, что только я не могу его найти. А смысл жизни в том, чтобы самому его создать. Ежедневная монотонность в достижении цели — вот и весь смысл. Движение от одной цели до другой — и так до смерти. Вот смысл, и только.
Деньги, семья, дети, положение в обществе, уважение, количество прочитанных книг и твоих собственных, количество медалей, дача, машина, отдых раз в неделю, раз в году. Все, что дает тебе жизнь. К этому можно прибавить еду, алкоголь, никотин, секс, антиквариат, спорт и развлечения. Всё! Больше от жизни ждать нечего.
