Возница лихо спрыгнул на землю, подтянул портки и снял картуз. Кучерявый чуб густой волной упал на лоб. Парень тряхнул головой и помог спуститься пассажиру, а затем отодвинул заслонку, чтобы достать из подпечья багаж. Прибывший гость отсчитал из поясной сумки горсть медяшек, чинно поклонился извозчику и неторопливо пошел к дому.
Все это время нимфы скромно стояли в сторонке и хлопали зелеными глазищами. Когда я с переменным успехом отбирала у них бабусино добро, выяснилось, что никакой из вариантов русского языка они не понимают.
Жестами, как могла я намекнула им, что они могут отправляться в дорогу на освободившейся лежанке. А возница не только знает, но и с радостью покажет им, где зимуют раки. Зеленокожие девы спорить не посмели, а может и сами хотели убраться подальше, скоренько запрыгнули на теплую печку, роняя на дорогу цветочные лепестки. Транспортное средство пыхнуло на прощание дымным облаком из трубы и, постепенно ускоряясь, двинулось в обратный путь.
Котофей, а это был он, оставил поклажу на дороге, здраво рассудив, что не кошачье это дело тяжести таскать. Я пожала плечами и подобрала багаж. Бочонок литров на десять с приделанной кожаной ручкой на боку, по весу — полный, я перехватила правой рукой. А увесистый узелок, казавшийся и оказавшийся легче, взяла в левую.
Как и ожидалось, Котофей был котом, но не обычным, каких полно в нашем измерении, а волшебным. Начну с того, что передвигался он исключительно на задних лапках, упакованных в красные сапожки, на голове носил вязаную шапочку с прорезями для ушей и был ростом с хорошую рысь. Не менее странно выглядела человеческая одежда на мохнатом визитере. Широкие шорты насыщенного лилового цвета, подозреваю, что Ядвига Константиновна принимала непосредственное участие в их создании, оттеняла оранжевая косуха. На мохнатой груди массивная золотая цепь толщиной в палец панцирного плетения терялась на фоне рыжей шерсти.
Он ожидал меня у поленницы рядом с домом, отбивая хвостом неровный ритм. Едва только я подошла, Котофей крутанулся на левом каблучке и перекинулся в человека.
Полноватый, невысокого росточка, он снял шапку, под которой оказалась небольшая лысинка, обрамленная рыжими волосами. На макушке по–прежнему торчали острые кошачьи ушки. Да и хвост никуда не делся, даже распушистился еще сильнее.
Пока я с нескрываемым любопытством рассматривала гостя, в ворота прошмыгнула девица, та самая, с семечками. Она волокла за собой корыто, громыхавшее по камешкам, оставляя на подворье нечеткий след.
Завидев нас, она приветливо кивнула:
— Здрасьте, дядя Баян. Вот, возвращаю, как обычно.
Котофей важно кивнул в ответ:
— День добрый, Оленька. Опять братец превратился?
— Ага, — она беззаботно махнула рукой, — опять. Почитай, с самого вечера пятницы козленочком скачет. Уж я и жалобу Берендею писала, что в «Трех корочках» пойло несвежее подают, и сама ходила стекла бить, а толку нет.
— Надо же, какое совпадение, — удивилась я, — в моем измерении вечером в пятницу тоже многие любят превращаться. И не только в козликов, особо талантливые, например, могут даже принимать форму неодушевленных предметов.
— Пойду я, пока братец в лопухи не утек, — девица подтащила корыто к колодцу, выпрямилась и откинула за спину растрепанную косу.
Когда Оленька исчезла за воротами, я представилась официально:
— Здравствуйте, уважаемый Котофей, меня зовут Ма…Мурзик, я прибыл из другого мира.
— Зови меня Баяном. Котофей — это прозвище, — он пригладил тоненькие усики над верхней губой и улыбнулся.
— Может, Баюном? — поправила я его.
— Нет. Баюн был моим дедом, отец — Буян, а я — Баян.
Я не могла не спросить:
— Простите, великодушно. Тогда, как сыночка вашего кличут?
— А нет никакого сыночка, — собеседник слегка опечалился, — у меня пока только дочки.
— И много? — из вежливости поинтересовалась я.
— Штук семь. И всех уже в хорошие руки пристроили, кроме младшенькой.
Он повернулся к бочонку на крыльце:
— Я тут хмеля привез. Самое лучшее, что продают в «Трех корочках», по старинным рецептам сварено. Ягуша сказала, что тебя и ведром не свалить, так что я туда ежевичной настойки добавил. Отказ не принимается.
Глава 11. Посиделки с котофеем
Котофей порылся в котомке и вытащил коляску колбасы с резким чесночным запахом. Я чуть слюной не подавилась. После рассказа девицы, пробовать напиток не очень хотелось. Но ради колбасы я готова была рискнуть.
— А что это за место — «Три корочки»? — я тянула время, как могла.
Одно дело перетаскивать нетрезвого Михеича, а вот пить в теле стажера совсем иной коленкор. Неизвестно, как поведет себя Мурзик. Ай, ладно. Как–нибудь разберусь. Есть–то как хочется, прямо сил нет.
На кухне Баян вел себя как хозяин, а не как гость. Наверняка, часто к Яге заглядывает. Он знал, где что лежит, какие тарелки парадные, для особых случаев, и их лучше не трогать, а какие можно использовать в споре, вместо аргумента. Котофей ловко накрыл на стол.
Кроме колбасы, запасливый котик принес вязанку бубликов, половинку каравая, десяток соленых огурцов, завернутых в листья хрена и полкило мятных леденцов.
Нарезая колбасу неровными кружочками под моим пристальным взглядом, Баян ответил на заданный вопрос:
— «Три корочки»? Это самая популярная сеть трактиров в нашем мире, ты разве не слыхал?
— Я только вчера прибыл. Успел лишь с лешим познакомиться.
— С Валерьянычем? Он у нас серьезный мужик, ему экскурсию провести у второклассников, как тебе до ветру сходить.
Я вспомнила ночной костер в лесу и покраснела. Котофей даже ножик отложил, лоб мне пощупал. Затем налил в кружку со щербатым краем темный хмель, пахнущий ежевикой.
— На, выпей. Это пойло от любой хвори избавляет.
— Ага, — Внутренний Голос неожиданно вмешался в беседу, — у покойников никогда ничего не болит.
Видя мое замешательство, Баян подзадорил:
— Пей, давай. Не мужик, что ли?
И я выпила. А потом вонзилась зубами в восхитительный кусок колбасы. Баян засмеялся и налил еще.
К концу четвертой кружки меня слегка развезло. В желудке приятной тяжестью лежала еда. Где–то внутри нудный Голос монотонно бубнил лекцию о вреде алкоголя. Я отмахнулась от своего помощника, случайно столкнув со стола огурец. Котофей от меня не отставал, но держался трезвее. Вот что значит, опыт не пропьешь.
Я потянулась за ломтем хлеба и опрокинула кружку. Темный хмель лужицей растекся по столешнице. Прильнув губами к мокрому пятну, я уронила голову на стол. Хотелось закрыть глаза и уснуть богатырским сном. Кстати, о снах. Я мужественно выпрямилась и сфокусировала взгляд на Баяне.
