Голос Козина был глух, лицо побледнело – тут и самый тупой понял бы, что за этим крайне мутным делом скрывается такая тайна, приближение к которой означает смерть для любопытного. Гловацкий только сжал зубы и взглядом предложил полковнику курить, сам первый пожелтевшими от никотина пальцами смял картонный мундштук папиросы. Сломав несколько спичек, он дал прикурить полковнику, а потом прикурил и сам.
– Возможно, там был еще один сотрудник НКВД – комсомольцы в этом уверены. Бочкарев предъявлял им свое удостоверение, когда мы показали фото, они на нем уверенно его опознали.
– Где взяли фото?
– У генерала Кузнецова, на нем охрана тыла войск фронта. После той злополучной бомбежки у отправленных им командиров были фотографии как всех заключенных, так и конвоя. Многие тела сильно обгорели, пришлось сличать по снимкам. В том числе якобы погибших капитана Бочкарева и с ним младшего лейтенанта госбезопасности Ермоленко.
– Кто возглавлял комиссию?! По чьему приказу?
– Майор Перхуров, по приказу замнаркома НКВД комиссара 3‐го ранга Кобулова. Кузнецов сказал тогда, что с погибшим вроде дружил в Грузии еще с двадцатых годов. До войны сам Кобулов был заместителем наркома государственной безопасности. Наркомат до слияния возглавлял Меркулов, что сейчас первый заместитель самого Берии.
– Как все чудненько получается – перегон, поезда, налет авиации, взрыв боеприпасов. Сплошные случайности вроде бы! И акт комиссии все под них подгоняет… Но в результате воскресают живехонькие вражины, вешают при этом наших людей. – Гловацкий раздавил окурок в пепельнице и закурил новую папиросу. И тут неожиданно вспомнил – в инете наткнулся однажды на ордер, по которому был арестован бывший командующий ВВС генерал-лейтенант Герой Советского Союза Рычагов. Арест возложен на начальника следственного отдела Влодзимерского, дата 24 июля 1941 года. А подпись под ордером не наркома Меркулова, чья должность отпечатана шрифтом, а его заместителя, что вывел свое звание и должность пером и подписался, сделав росчерк на жизни яркого человека, что отличился одним из первых в грозном осеннем испанском небе в 1936 году.
– Как интересно все получается…
Гловацкий задумался надолго, уставившись взглядом в стену. Перед глазами замелькали тысячи книжных страниц и проглядываемых когда-то в интернете документов. Память неожиданно стала давать все новые и новые данные, когда-то им прочитанные и которые, как ему казалось, он забыл навсегда. Но нет, они хранились в каком-то дальнем углу головного «диска» и теперь появились на свет извлеченные, так сказать, из сервера. Теперь многое встало на свои места – можно, конечно, и заблуждаться в малом, но ведь не зря, совсем не зря в 1953 году быстро расстреляли практически все руководство НКВД, что было в военные годы. Ведь не на пустом месте многие подозревали, что в Берлин быстро уходит информация о советских планах ведения войны. Военные, в том числе и будущий маршал Жуков, грешили на изменника, что «окопался» в наркомате обороны. Подозревали верно! Вот только не в том месте поначалу – немцы практически не владели информацией по военным операциям. Знали, что идут перевозки туда и туда, но вот где конкретно будет нанесен удар и какими силами – о том не знали. Могли предполагать, но вот точно не знали. А потому постоянно, начиная с лета этого 1941 года им командование РККА постоянно подносило весьма неожиданные сюрпризы. Так что изменники или предатели не столько у нас в армии, а скорее в той структуре, которая по положению может знать много, включая воинские перевозки, но не знать конкретных планов операций. А такая всего одна – НКВД. А ведь читал, что был у немцев агент «Макс», про которого только глухие намеки – расшифровать предателя не удалось, но вот информация от него поступала политическая и стратегическая, но отнюдь не военная на оперативном уровне.
– Все страньше и страньше, сказала Алиса…
Гловацкий продолжал размышлять – картина прорисовывалась четче. – «Сталина отравили, тут к бабке не ходи. За что, тоже ясно. Но перед этим грамотно вывели его начальника охраны Власика, и тут же помер вождь. Как там говорил незабвенный Шерлок Холмс – ищите, кому выгодно! А уцелел из товарищей с васильковыми фуражками Серов, пока никто и звать его никак. И разные партийные товарищи наверх густо полезли, чтобы страной рулить, как по куцему разумению надо кукурузу сажать. Бог с ними – но вот за что Кузнецова, Вознесенского и других по «ленинградскому делу» расстреляли, становится ясно. Если все детали по отдельности взять, то ничего странного, но если вместе – то картина интересная вырисовывается. Если мне их хорошенько спровоцировать, чтобы задергались, то вообще все ясно станет. Так, решено – дней осталось мало, пора кое-кого под монастырь подводить, так что нужно приниматься за это грязное дело. Если удастся, то десятки людей спасу, как того Таубина, которого в Куйбышеве вместе с летчиками расстреляли. И не только их – по приказу Берии, без всякого суда, шлепнули многих, словно заметая следы чего-то грязного, о котором и говорить нельзя.
Ведь откровенный вздор пишут, что Павла Рычагова расстреляли за возражения Сталину или за ту же высокую аварийность в советских ВВС. При нынешнем развитии техники, чтобы научить летать, пилоты не один самолет угробят. Или за то, что перед войной при растущем авиапарке ВВС приказал оставить на прежнем уровне наземно-технический персонал. Вот и «вредительство»! Чушь собачья! С началом войны численность самолетов и пилотов стала стремительно сокращаться, первые падали сбитые, гробились в авариях да просто ломались, а вторые гибли или становились негодными к полетам – тоже весьма часто из-за тех же болезней или перегрузок нервных. А вот количество техников, если и уменьшилось, то незначительно – в тылу ведь потери только случайные от бомбежек или болезней. Так что Павел Васильевич прав – незачем было наземный персонал увеличивать. В Германии люфтваффе раздули безмерно, когда численность самолетов сократилась и возникла нужда в пехоте, то массу техников и зенитчиков потом пришлось отправлять в авиаполевые дивизии. Возникает вопрос – зачем истратили уйму средств и сил для подготовки квалифицированного состава ВВС и ПВО, абсолютно ненужного в скукожившемся люфтваффе и ставшего обычным «пушечным мясом». Нет, надо это сделать, ведь просто преступно дозволять предателям вот так легко истреблять людей, что могут и желают сражаться за родину. Да и не верю, что масса Героев Советского Союза оказалась сплошь и рядом вульгарными изменниками. Не верю!»
– В общем, так, Сергей Петрович, пугаться не надо – предатели могут быть рядом, а их отношение к НКВД только усугубляет ситуацию. Разберусь с этим подлым делом, не впервой. Все, что ты мне сказал сейчас, в бумаги перенесено, с подписями и протоколами, включая опознание?
– Все тут есть, уже в папке подшито. – Козин протянул Гловацкому обычную картонную папку, что в канцеляриях рядами на полках стоят, как гренадеры в строю. Николай Михайлович развязал тесемки и стал перебирать листы, внимательно рассматривая и удовлетворенно хмыкая. Сложил снова, аккуратно завязал бантиком. Вывел ручкой гриф – «Совершенно секретно. Особой важности». Размашисто расписался, поставив дату, тщательно вывел свои должность и звание. Хмыкнул.
