– У него только два варианта, других просто не вижу. Или продолжать движение к Нарве, заходя в тыл 11‐му корпусу, и завершить этим тактическое окружение наших группировок в Эстонии. 8‐ю армию у Таллина, а войска генерала Шумилова у Тарту. – Ватутин склонился над картой, напряженно размышляя. – А против КМГ выставить подходящие к фронту резервы, да тот же корпус, о котором ты упоминал. И наше наступление в центре окажется под фланговыми контрударами.
Ватутин резко сдвинул руки, так что крепенькие кулачки оказались на ширине плеч. Такая наглядная демонстрация впечатлила бы любого, только не Гловацкого, который выразительно усмехнулся, сам поднял свои ладони и раздвинул их гораздо шире от плеч.
– Самое неприятное для нас на первый взгляд. Но не все происходит в соответствии с логикой. А если русские все же прорвут заслон и выйдут к Рижскому заливу? Ведь тылы 4‐й танковой группы могут быть уничтожены – и как тогда на Нарву и Таллин наступать прикажете, имея пустые бензобаки автомобилей и танков?! Рискованно в самом деле, хорошей такой авантюрой попахивает. – Гловацкий усмехнулся и закурил очередную папиросу. – «Если бы здесь были Гудериан и Манштейн, они так бы и поступили! Да, именно так – нестандартно, но крайне дерзко и решительно. Тогда риск стал бы для нас неприемлемым! Но вот их Гепнер воюет правильно, а это дает немаленький шанс, очень хороший!»
– Все равно следует учитывать этот вариант, Николай Михайлович. Он весьма возможен, как и то, что Рейнгардт приостановит наступление своего корпуса, повернув часть сил на юг, против наших двух мехкорпусов. Тогда прорыва к Рижскому заливу не будет…
– А он и не нужен по большому счету, и невозможен. Хотя в Генштабе и Ленинграде сделана ставка именно на то. Потому войска усиливаются чем только можно, заметьте. А ведь те же КВ требуются на других фронтах, как и 34‐я армия и еще те три дивизии, что отправят нам в конце месяца. Но всего этого недостаточно, чтобы прорваться к Риге, окружив и уничтожив при этом главные силы 18‐й армии и 4‐й танковой группы. Тут нужно как минимум удвоить состав наших сил на земле и утроить в воздухе. И то, боюсь, не хватит – слишком силен враг и умелец в том, на чем нам еще учиться и учиться. Вот так, Николай Федорович, нужно строго соизмерять усилия и силы, желания и возможности. И не делить заранее шкуру неубитого медведя!
– Почему прорыв к Риге невозможен, Николай Михайлович? Понимаю, что сил для этого мало, но ведь и у врага не так их и много?!
– К Риге они легко перебросят любое количество резервов из рейха, как только осознают угрозу! И вышибут нас из Латвии одним ударом. И сделают так с легкостью – мы получим растянутые коммуникации при враждебном населении! Зачем нам это?! И окружить вражеские армии не сможем – нет у нас на эту задачу сил, да и не будет в ближайшие месяцы, минимум полгода. Пока не нарастим выпуск пушек, танков, самолетов, пока сами не научимся воевать так, как бьют нас пока немцы. А посему программу-максимум нам следует забыть немедленно! И сосредоточиться исключительно на программе-минимум, так будет намного проще и оптимальнее.
Гловацкий потушил папиросу в набитой окурками пепельнице и тут же прикурил новую. Ватутин сидел с хмурым лицом, которое выражало мысль: «Что же сделают с нами за неисполнение распоряжений Ставки?!»
– Приказ в полном объеме мы выполнить не сможем! Но вот окружить две дивизии 1‐го и одну дивизию 38‐го армейских корпусов вполне по силам! Это первая задача! Во‐вторых; надо заставить немцев отказаться от прорыва в Эстонию и повернуть обратно 4‐ю танковую группу. Как это сделать – тут предстоит подумать, но вначале нужно самим ударить! В‐третьих; в идеале враг должен отказаться от любых наступательных операций на нашем фронте в августе. Перехватить инициативу, вырвать ее, заставить фашистов самих перегруппировывать силы и терять на этом драгоценное время. Осень ведь наступит, дожди пойдут – в нашей грязи их грузовики по днище увязнут. А морозы ударят, болота замерзнут, реки льдом покроются – тут совсем другая война пойдет, достаточно вспомнить поход Наполеона на Москву. Не думаю, что немцы подготовились к нашим морозам – судя по всему, они планировали войну и хотели разделаться с нами до осенних заморозков.
– Похоже на это, – пробормотал Ватутин и постучал карандашом по карте. – Но сейчас на дворе лето…
– Да, лето, – согласился Гловацкий, – а потому следует воспользоваться моментом и самим ударить. Даже если сорвем наступление, заставим немцев топтаться на месте снова и терять время, то свои задачи выполнили целиком и полностью. Если выпроводим из Эстонии, оставим ее за собой, то добились не просто успеха, а победы.
– Почему именно победы?
– А тут больше политический фактор сыграет, Николай Федорович! Им ведь многое изменить можно, очень многое. Наш флот сможет выходить в Балтику, под ударами нашей авиации окажутся Кенигсберг и Мемель. Финны поневоле призадумаются – реванша хотят горячие финские парни и сейчас на Сортавалу наступают именно в расчете на захват немцами Эстонии. А так у Маннергейма страх появится – все же Ленинград по населению Финляндию превосходит. А это резервы, те самые, нужные на нашем фронте. Да многое что влияет, так что правильно сказал о победе. Только преждевременно – нам нельзя допустить прорыва в Эстонии!
– И что ты предлагаешь еще сделать?
– Помнишь в академии изучали. Главный принцип каждого успешного наступления есть максимальная концентрация сил и средств на направлении главного удара. Под Псков и Остров мы стянули больше половины пехоты и 90 % танковых частей, сосредоточили тут почти всю корпусную артиллерию, задействовали восьмидюймовые гаубицы, морские транспортеры с пушками. Мы еще не умеем толком наступать, а потому перевес в силах должен быть не ощутимым, а подавляющим любое сопротивление! На нашей стороне и такие факторы, как неготовность вражеской обороны и чересчур растянутые полосы германских дивизий, а также разброс их подвижных соединений. Я очень боялся, что немцы ударят в Эстонии всей танковой группой, но такого не случилось, и слава богу!
– Хорошо, что не случилось. Они сами разъединили моторизованные корпуса – воспользуемся столь удачным для нас моментом. Ошибки врага необходимо использовать, как они били нас у границы.
– Потому и тревожит меня некоторое неудобство – уж слишком все у нас гладко идет, фашисты вроде как поддавки устроили. Ведь не могут они сами себе просто так проблемы устроить?! Может быть, их удар в Эстонии будет гораздо сильнее, чем мы думаем?! А если они объединили корпуса, а мы этого не заметили? Или попросту передали парочку дивизий из одного своего корпуса в другой. – Гловацкий остановился, неожиданно припомнив, что именно так в прошлой войне и произошло в августе при прорыве под Кингисеппом. Тогда ударили сразу три танковые дивизии, «Лужский рубеж» прорвали в одном месте и тут же устремились на Ленинград. С юга подошел еще один моторизованный корпус, из 3‐й танковой группы, и от Новгорода устремился на север к Ладоге. Вот тогда и оказалась «колыбель революции» в полной блокаде, отрезанная от страны.
