Сила солому ломит – в начале ноября прорвали оборону Перекопа, вскоре красноармейцы увидели в Севастополе уходящие за горизонт черные столбы дыма далеких кораблей, что увозили на чужбину врангелевцев. А заодно тут же покончили с «махновщиной», не выпускать же из Крыма эту анархиствующую заразу, что едкой плесенью разъедала тыл советских войск и постоянно подбивала зажиточных местных селян на мятежи.
После Гражданской войны он остался в кадрах РККА, прошел ступени службы, медленно поднимаясь по ним, и в 1935 году получил ромб комбрига на петлицы. А там грянула другая война, тоже гражданская, уже в Испании, куда попал весной 1938 года. Получив назначение советником, он с первых дней сразу понял – дело республики проиграно! Да и как иначе – северный фронт в Астурии и Стране Басков погиб осенью 1937 года, в марте войска Франко рассекли оставшуюся территорию республики, ударив от Теруэля в горах, а ведь красные его было взяли штурмом в декабре. Выйдя напрямую к берегу Средиземного моря, оторвали промышленно развитую Каталонию от центра страны. Агония республики затянулась на год – блокированная с моря франкистским флотом центральная зона жила лишь надеждой, что начатое на Эбро наступление приведет к соединению территорий. Не вышло – наоборот, фашисты усилили свой натиск, и уже в феврале Каталония пала – лучшие республиканские корпуса ушли во Францию, сложив оружие на границе. И тут же изменники подняли мятеж в Мадриде – полковник Касадо приказал расстреливать советских советников на месте. Ему и нескольким товарищам повезло – вылетели самолетом в начале марта в Алжир, что был французской колонией. А через полгода Шумилов со своей дивизией уже был в Польше, освобождая от панов западную Белоруссию, встретившись на Буге с немцами – тогда они были вроде как союзники, пакт ведь с ними подписали. Потом началась «зимняя война» с финнами, третья по счету и самая короткая. Но, видимо, у командования стал на хорошем счету, раз аттестовали в генерал-майора и дали 11‐й корпус, с которым и встретил 22 июня, всего какой-то месяц тому назад, войну на литовской границе.
От границы в Эстонию откатились остатки 48‐й и 125‐й стрелковых дивизий, тысяч десять красноармейцев и комсостава. 4 июля стали занимать позиции по Эмбаху – положа руку на сердце сам Шумилов не рассчитывал их долго удерживать столь немощными частями и подразделениями. Корпус был обескровлен в приграничном сражении, пополнений не было, гаубичный артполк одной из дивизий исчез непонятно куда.
Помощь пришла совершенно неожиданно от Пскова, вместе с письмом генерал-лейтенанта Гловацкого, принявшего командование над 41‐м корпусом. Отбивая ожесточенные штурмы целой танковой армией своих укрепрайонов, он нашел время не просто остановить отходящие на восток тылы 8‐й армии, куда входил 11‐й корпус, но собрать и заново переформировать отрезанные от главных сил армии части и подразделения.
8 июля передовые отряды немцев вышли к Эмбаху, как раз напротив Тарту. И попытались ворваться в город, но были встречены огнем успевших занять позиции в предместьях немногочисленных бойцов 125‐й дивизии. Вот тут, к великому изумлению, Михаил Степанович и увидел вернувшиеся сюда по реке корабли – а ведь генерал их сам спровадил, безоружные лоханки с курсантами на борту просто не могли быть помощью. Однако они пришли с батальоном пехоты, высадили десант и поддержали огнем с установленных на кораблях пушек. Как и когда моряки успели это проделать – поверилось тогда в настоящее чудо!
Удар во фланг для врага оказался внезапным – немцы откатились на пять километров от города, дав время устроить предмостное укрепление. А в Муствеэ флотилия за два дня высадила еще пять батальонов и корпусной 51‐й артполк, не просто возвращенный Гловацким – к оставшимся семи 152‐миллиметровым гаубицам будущий командарм 11‐й присоединил еще дюжину, доведя до двух дивизионов. С той счастливой для Шумилова ночи помощь от «соседа» становилась все более ощутимой. Восстановив 125‐ю дивизию за считаные дни, доведя ее практически до нового штатного состава, пусть урезанного довольно сильно, Михаил Степанович обрел уверенность.
Поток прибывающих от Гдова в Муствеэ нарастал – от этой пристани полуторки каждую ночь привозили пополнение. Вначале прибыл маршевый батальон, потом другой, следом целый полк ленинградских ополченцев. Вот его прибытию Шумилов обрадовался больше всего – в 48‐й дивизии осталось всего два стрелковых полка вместо трех положенных по штату. Следом за ним перебросили истребительный батальон и два десятка танкеток Т‐37/38 – из последних половина оставлена в резерве на случай непредвиденных атак немцев, а другую просто вкопали в землю как доты по левому берегу Эмбаха. Помощь Гловацкого ошеломляла – порой Шумилов чувствовал, что вроде бы стал его подчиненным, ведь на войне каждый генерал чуть эгоист, неохотно расстается с собственными резервами. Да мало ли что может случиться?! А запас, как известно, карман не тяготит!
И один за другим вставали вопросы, порой столь щекотливые, что сам Шумилов чувствовал себя неловко. Но ведь так и надо помогать, не ожидая приказа командующего, а, наоборот, по своей собственной воле выручать в трудную минуту. Проявлять инициативу, которая, согласно накрепко вбитым мыслям, всегда наказуема. Ибо есть старая, еще с царских времен армейская аксиома – кто предложил, тот и выполняет.
Но ведь Гловацкий все это делает как бы походя, будто так и должно быть. Не может не быть! Та же Чудская флотилия как вполне реальная сила появилась благодаря командарму, который на нее обратил самое пристальное внимание, передав ей найденные на складе пушки, хранившиеся со времени Гражданской войны. Заодно набрав для нее в Пскове моряков для увеличения личного состава и передав на корабли уйму припасов. Еще выпросив многое в Кронштадте – да те же бронекатера.
Почему он так может делать?!
Задав себе этот вопрос, Шумилов спокойно пережил утрату обещанной маршалом Ворошиловым 191‐й стрелковой дивизии, спешно перевезенной эшелонами от Нарвы. Более того, отошедший с его корпусом батальон из 11‐й стрелковой дивизии спешно доукомплектовали, вооружили и отправили к своему полку на автомобилях. Это было отмечено командующим фронта – от генерал-лейтенанта Ватутина пришла шифровка с одобрением и приказом готовиться к наступлению. Теперь его 11‐й корпус становился отдельным, и в его состав передавалась развернутая в Узмени из отдельных батальонов 10‐я стрелковая бригада. Несколько дней тому назад эшелонами привезли в Тарту 2‐й полевой укрепрайон, такие бригады спешно формировались в Ленинграде из ополченцев старших возрастов, участников прошлой войны с германцами, саперов и строительных подразделений.
– Товарищ генерал! Вам приказ штаба фронта!
Шумилов повернулся, взял протянутый шифровальщиком карандаш, расписался на корешке. Взглянув на часы, вывел время и дату. Затем кивком отправив лейтенанта, развернул и внимательно перечитал строчки. Сразу же обратил внимание на подпись. Заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Гловацкий, командующий 11‐й армией, в оперативное подчинение которой и передан его 11‐й корпус. Вот и все, ощущение оказалось вполне реальным, воплощено в жизнь этим приказом.
