– Ой, что сейчас будет…
– Заткнись! Не каркай!
Солнце слепило, несмотря на подставленную ладонь. Власьев подумал, что если бы смотрел прямо на него, то вряд ли бы разглядел «лаптежников» – блики прыгали в окулярах. На одно мгновение ему показалось, что на ярком диске есть какие-то странные мушки, но он отогнал эту мысль, слишком она была невероятной. Солнце как солнце – летнее, жаркое!
– Ох, мать!
В небе вспух большой клубок взрыва – в огромной вспышке один из «юнкерсов» на его глазах прямо-таки разлетелся на куски. И тут же белые клубочки стали охватывать вражеские «девятки» со всех сторон, а между самолетами словно новогодние блестки рассыпали. И лишь узрев, как еще два «лаптежника» стали падать в клубах черного дыма, Власьев сообразил, что видит сейчас, и понял, почему орудия продолжали стрелять.
«Вот она какая еще бывает, артиллерийская засада! Только не на танки, а на самолеты», – Власьев видел подобное 3 июля и сообразил, что стрельба из-за Великой не прекращалась именно потому, чтобы отвлечь на себя все внимание вражеских летчиков – ведь впервые они могли явственно видеть, куда сыпать свои бомбы. Вот тут-то и нарвались на стянутые сюда зенитные дивизионы – видимо, не только он один заметил этот постоянный маршрут «лаптежников» и подготовил им «горячую встречу».
– Ура!!!
Древний русский победный крик гремел в траншеях, перемешиваясь с руганью и воплями. Казалось, красноармейцы сошли с ума, когда один из ненавистных «мессеров» спикировал на позиции зениток и тут же вспыхнул, окутанный жгутами трассеров. И точно такие же «блестки» потянулись ко многим вражеским самолетам – видимо, крупнокалиберных пулеметов было много, как бы не полусотня. Совершенно невероятное число в представлении Власьева – в полку, как он знал, было только по три ДШК и три установки счетверенных «максимов» на грузовике.
– Четыре!!!
– Нет, пятый уже!
Власьев прижал окуляры – в небе происходило невероятное. Летевшие, как на параде, «девятки» мгновенно смешались, вражеские бомбардировщики стали хаотично рассыпаться по всему синему небу, уходя в стороны от смертоносных разрывов. Некоторые «юнкерсы» уже стали сбрасывать вниз черные капли бомб, преждевременно избавляясь от сего тяжелого груза, что мешал им маневрировать. И тут же в окулярах замелькало, в первую секунду показалось, что вражеские самолеты раздвоились. Оторвав бинокль от глаз, Власьев онемел от радости, не в силах поверить развернувшейся в лазурной синеве схватке.
– Ура!!!
– Дайте им, «соколы», про…ся!
Советские истребители он увидел впервые, причем в огромном числе, никак не меньше вражеских самолетов, невероятно много, столько, наверное, не мыслилось. Остроносые «ястребки» атаковали сверху, со стороны солнца, – вот почему их никто не увидел. То-то ему показались странными «мошки» на нем – разглядеть в них самолеты, да еще в бинокль при удобном ракурсе он не смог, что же говорить о вражеских летчиках, что вряд ли могли что-либо разглядеть из-за толстого стекла кабин, тем более если глаза устремили на вожделенную цель на земле.
Власьев завороженно смотрел на огромный клубок воздушной схватки, в котором и понять ничего было нельзя в первые мгновения. Но потом всем пришло понимание, красноармейцы научились различать своих и чужих. Вот со скулящим воем устремился к земле «лаптежник», растягивая за собой длинный хвост черного дыма. Радостные крики гремели над траншеями, все приветствовали эту победу. Но тут же раздавались проклятия и ругань, когда, закрутившись в воздухе, рухнул на землю лобастый «ишачок».
Немецкие истребители явно изнемогали в схватке, не в силах прикрыть нещадно избиваемых «лаптежников», что уже удирали на запад, поспешно сбрасывая бомбы. Надо отдать должное их пилотам – пикировщики не впали в панику, сбиваясь в группы, они огрызались пулеметным огнем от И‐16, что атаковали со всех сторон. Однако появление курносых «чаек», что добрым десятком неожиданно выскочили из-за леса, пройдя над ним, чуть не задевая верхушки деревьев, и стремительно набросились на «юнкерсы», оказалось той соломинкой, что сломало хребет верблюду.
Уцелевшие «мессера» бросились наутек, их преследовали «ястребки», а рассыпавшиеся группы «лаптежников» принялись буквально расстреливать в небе «ишачки» и бипланы. Черные длинные дымы рухнувших самолетов и белые купола парашютов расчертили и покрыли пронзительную голубизну. И не успел Власьев осознать картину всего произошедшего, как его привел в чувство окрик комбата:
– Лейтенант, атака через четверть часа! Первыми пойдут танки! Мы за ними, перед нами огневой вал! Все понял?!
– Так точно, товарищ майор!
– И смотри, парашютистов не побей! Там могут быть и наши, а немцев брать в плен! Все, давай, Власьев, готовь своих! Не промешкай!
Командующий 11‐й армией генерал-лейтенант Гловацкий
Псков
– Почему вы их не стали вышибать, Николай Михайлович?! Ведь у вас в резерве целый мехкорпус и несколько стрелковых соединений. Один удар – и немцы оставили бы захваченный Локновский укрепрайон…
– Потому-то и не стал, Николай Федорович. В обороне нам короткими контратаками отбиваться легче, чем с голой задницей против ответного удара трех германских танковых дивизий. Зачем гнаться за эфемерностью победы, чуть отгрызя обратно часть оставленной территории, но потеряв несколько дивизий и сотню танков. Дурь это будет несказанная, не победа. Бить надо раз, сильно, не тыкать растопыренными пальцами. Чем мы в июне, судя по картам, только и занимались. Причем совершенно бесплодно. Нам сейчас надо в первую очередь перемолоть ударные соединения врага, обескровить танковые и пехотные части, заставить бестолково топтаться на одном месте. Выиграть время для развертывания новых дивизий, полноценно укрепить оборонительные линии. И вот тогда совсем иная война пойдет.
– И когда же сие благословенное время настанет? Немцы в Смоленске, уже под Киевом нависают над Южным фронтом…
– О других пусть у Генштаба голова болит, нам о своем фронте думать надо. А время…
Гловацкий ненадолго задумался – его задела чуточку скрытая ирония в голосе начштаба фронта. Хотя генерал-лейтенант Ватутин относился к нему подчеркнуто уважительно и доброжелательно, чувствовалось, что в беседе некая недоговоренность присутствует.
– Посмотрите сюда. – Гловацкий провел карандашом по карте, очертив вражескую группировку, вклинившуюся в Локновский УР. – Прорыва нет, но какой занятный мешочек получился, примерно десять на девять километров. Насквозь простреливается с любой точки! И возникает сразу три вопроса – причем и у нас, и у Гепнера. Первый – кто несет больше потерь?! Немцы под шквальным огнем тяжелой артиллерии или наши войска, что заняли глубоко эшелонированную оборону? Ответ, думаю, очевиден! Второй вопрос сложен до неимоверности и простой одновременно. Сосредоточить здесь ударный кулак из танков и мотопехоты невозможно по определению! Нужно вначале раздвинуть стенки сего «мешка», чтобы не подвергать резервы губительному истреблению артогнем, затем форсировать реку, занять плацдарм, расширить его, снова перебросить механизированные части с бронетехникой и лишь тогда прорывать наш фронт. Сейчас сложная до невероятности задача, раз с первой и второй попыток ничего не вышло. Долбиться лбом в стену третий раз они не будут. Не надо считать врага настолько упрямым. А потому ответ на этот вопрос не просто прост, а очень прост…
