Только что отлично поговорили с мамой.
Был уже первый час ночи, поэтому я не удивилась, когда Люк не ответил.
И все-таки, ложась спать, я чувствовала себя счастливой и легкой, как перышко. Неужели наша жизнь наконец налаживается?
Но когда я проснулась на следующее утро, папа сидел за столом один, и у него было мрачное выражение лица.
– Где мама? – спросила я.
– Спит. У нее была тяжелая ночь.
Мне показалось, что мое сердце пронзила стрела.
– Что случилось?
– Она поздно уснула, поэтому теперь она сильно вымотана.
– А, – проговорила я и пошла на кухню за завтраком.
Я не стала рассказывать папе, что мама поздно легла спать, потому что мы с ней разговаривали. Не стала рассказывать о том, какую надежду подарил мне этот разговор и как мне хотелось летать от мысли, что еще не все потеряно.
Прошлой ночью между мной и мамой наконец появилась какая-то тонкая связь. Но теперь мне казалось, что незримая нить между нами никогда не продержится дольше пары секунд.
СЕЙЧАС
Она снова лежит в постели.
Меня словно бьет током, когда в воскресенье утром я прохожу мимо маминой комнаты и через приоткрытую дверь вижу привычные очертания фигуры, лежащей на кровати. Последние несколько месяцев все было совсем иначе. Мне казалось, что я не питаю никаких иллюзий по поводу маминого выздоровления, но, когда я снова вижу ее в полутемной комнате, мне кажется, будто меня ударили в живот.
Я заставляю себя пересечь порог, едва сдерживаясь, чтобы не убежать из дома, и вижу призрак матери, которую знала всю свою жизнь.
– Мам, – мягко говорю я, подходя к кровати. – Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, милая, – говорит она. Ее лицо кажется приплюснутым в том месте, где оно прижимается к подушке.
– Где папа?
– Он вроде бы пошел спросить что-то у врача.
Я пытаюсь угомонить противный голосок, который говорит мне, что все кончено, что теперь все будет так же, как раньше. Мне не нравится, что от этих мыслей меня трясет. Мне хочется свернуться в клубок и рыдать.
Мама начала проводить со мной больше времени прошлой осенью, в те дни, когда мне было хуже всего. Теперь уже я лежала, закутавшись в одеяло, отказывалась двигаться, и не могла перестать плакать. Мама приносила мне воды, садилась рядом, гладила по спине и говорила, что ей очень, очень жаль.
Потом она начала пить таблетки и ходить к психотерапевту, после чего в ней произошли разительные перемены. Болезнь не ушла, и тревожное, отсутствующее выражение не исчезло из ее глаз за одну ночь. Тем не менее ее тело постепенно переставало быть пустым сосудом. Я знала, что если задам ей вопрос, то она меня услышит. Иногда она готовила ужин. Ходила гулять без папы.
Но даже тогда я оставалась настороже. Я знала, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Нельзя просто так восстать из мертвых – а в самые тяжелые моменты своей болезни моя мама выглядела именно так. Она казалась трупом. Сейчас я хочу пнуть себя за такие мысли.
В детстве бывали периоды, когда я почти верила, что теперь все будет иначе. Я видела маму счастливой и здоровой – в течение часа, или дня, или одной беседы про мальчиков, – но потом мы все равно возвращались к тому же, что было всегда.
Зачем я позволила себе поверить, что в этот раз все действительно изменится?
– Я сейчас тоже ненадолго уйду, – говорю я, отчаянно желая сбежать от этого внезапно открывшегося окошка в прошлое. – Тебе что-нибудь принести?
– Спасибо, не надо, – отвечает она.
Я уже почти закрываю дверь, когда она зовет меня по имени.
– Джесси… Я вчера вечером разговаривала с Мелани. Ты к ней идешь?
– Да, – удивленно признаюсь я.
Мама теперь общается с Мэл? С каких пор? Из-за своей болезни мама смогла лишь поверхностно узнать Мэл. Их общение никогда не шло дальше дежурных фраз.
– Я ей иногда позваниваю последние несколько месяцев, – говорит мама, и я удивляюсь еще больше. Но, видимо, я еще многого не знаю о Маме 2.0. Мне становится грустно от мысли, что теперь у меня уже не будет возможности с ней познакомиться, что она уже почти совсем исчезла. – Она сказала мне, что вы с Люком снова встречаетесь.
У меня замирает сердце.
– Это так, ничего серьезного, – быстро говорю я.
– Я думаю, нам все-таки стоит как-нибудь на неделе позвать его на ужин. Как думаешь?
– Конечно, мам, – говорю я и закрываю дверь. Шансы на то, что завтра она вспомнит про этот разговор, близки к нулю. Забирая маму от нас, темнота начисто стирает все ее мысли.
Раньше я думала, что, как только закончу школу, тут же соберу вещи и уеду прочь из Винчестера. Оставлю родителей и мир, в котором я чувствовала себя одновременно любимой и забытой. Где я была как дома, но вместе с тем сама по себе. Но прошлый год перевернул всю мою жизнь и разбил ее на осколки. Я решила никуда не поступать и провести год дома, чтобы дать себе отдышаться.
Мама была права – я еду прямиком к Мэл.
Когда я рядом с ней, во мне просыпается что-то вроде мышечной памяти. Я отгоняю от себя мысли о родителях, забываю, что Мамы 2.0 больше нет, и, не прикладывая никаких усилий, снова становлюсь той Джесси, которую Мэл знает и любит. С одной стороны, я понимаю, что на самом деле мне уже никогда не быть этой девочкой и что моему притворству скоро придет конец. С другой – мне безумно уютно от того, что я вернулась в дом Коэнов, что я снова чувствую любовь Мэл и нахожусь рядом с Люком, хоть все это и не по-настоящему.
Я не знаю, где Люк, но зато, зайдя в дом Коэнов, я сразу вижу Наоми.
Она работает за обеденным столом – вероятно, планирует уроки на ближайший учебный год. Мэл сидит в гостиной, закутанная в гору одеял.
– Теперь, когда гости стали приходить ко мне гораздо чаще, я уже не так много времени провожу в своей комнате, – говорит Мэл, и я чувствую укол вины из-за того, что все эти месяцы не была рядом. Когда Люк уезжал учиться, у нее, по сути, оставалась одна Наоми.
Я даже представить не могу, насколько ей было одиноко.
Я присаживаюсь рядом с ней на диван, и она засыпает меня вопросами точно так же, как когда-то в детстве. В то время она была единственным взрослым человеком, которого интересовало, что я думаю, что люблю, что ненавижу и о чем мечтаю.
Сейчас она говорит:
– Что ты решила с университетом? Все-таки поедешь к Люку?
– Я буду поступать в следующем году, – говорю я.
– А, вот как. А почему? – спрашивает она.
Я пожимаю плечами и пытаюсь придумать, что ей сказать.
– Я не знаю, чем хочу заниматься в будущем, и мне не хочется терять время и деньги.
