Мама замолчала: теперь говорила Мэл.
Я сидела слишком далеко, чтобы различить слова, но слышала, что ее голос звучит серьезно и печально, словно мелодия в минорной тональности.
Пока она говорила, я почувствовала, как в кармане джинсовых шорт завибрировал мой телефон.
Это была СМС от Люка.
Почему ты ушла?
Люк редко отправлял мне сообщения, а если и отправлял, они меня скорее расстраивали. Он писал полными предложениями, всегда ставил знаки препинания и никогда – смайлики. Тон получался весьма агрессивный.
Но обычно я понимала его достаточно хорошо, чтобы видеть, что он не сердится.
Но в тот вечер он и правда мог сердиться. Как минимум он был сильно озадачен.
Я подумала, не написать ли ему правду – что его брат попросил меня уйти, – но не смогла себя заставить. С Роуэном что-то творилось, и я чувствовала, что должна его защитить, хоть и не была уверена, заслуживает ли он этого. Если бы я рассказала Люку о произошедшем, он решил бы поговорить с Ро, и тогда Ро… кто знает, как бы он поступил?
У меня были дела, про которые я забыла, – написала я в ответ. Я понимала, как невразумительно это выглядит, но ничего лучше в голову не пришло.
Они не могли подождать? – тут же пришло сообщение Люка. Я помимо воли ощутила мрачное удовлетворение – по крайней мере, он не считал, что мне не место в их доме.
Я не была идиоткой. Благодаря темнокожему отцу и светлокожей матери я стала счастливой обладательницей смуглой кожи и копны кучерявых волос. Родители Мэл приехали с Филиппин, и, возможно, изначально нас сблизило именно это – в нашем городке, где жили в основном белокожие люди, мы обе выделялись из толпы. Тем не менее, я была совершенно на нее непохожа. Как и на Люка с Ро – ее мальчиков с волосами, черными как вороново крыло, которые были едва ли не на целую голову выше всех остальных. Взглянув на нас четверых, никто не принял бы меня за их родственницу, но я всегда знала – по крайней мере, мне так казалось, – что внутри мы очень похожи. Мы выбрали друг друга – мы с Люком, Ро и Мэл, – и поэтому стали одной семьей.
Что бы ни происходило с Ро, это останется неизменным.
Меня охватил гнев, смешанный с сожалением.
Нужно было настоять на своем. Не нужно было уходить.
И, если честно, я понимала это и без слов Люка. Я всем сердцем чувствовала, что должна была вместе с Коэнами пережить этот вечер – худший в жизни каждого из нас.
Мама уже заканчивала разговор с Мэл, поэтому я не ответила на сообщение Люка.
Я сунула телефон обратно в карман и снова подошла к кровати.
– Береги себя, Мелани, – произнесла мама печальным голосом, и в моем горле образовался комок.
Она повесила трубку и обо всем мне рассказала. Она произнесла эти слова быстро, как будто считала, что будет милосерднее оторвать пластырь настолько резко, насколько возможно. Если бы в тот момент я могла мыслить разумно, я была бы ей за это благодарна.
Я спрятала лицо в ладонях, зарыдав так, словно состояла из одной только воды, и тогда моя мама сделала то, что не делала никогда раньше.
Она пододвинулась на середину кровати, чтобы я могла прилечь рядом с ней.
Я лежала в комнате родителей и плакала так, словно больше никогда в жизни не увижу Мэл. Мама молча гладила меня по голове, пока я заливала ее простынь слезами и соплями.
Пока я росла, я порой не видела маму целыми днями. Она могла лежать в постели или сгорбившись сидеть в полутьме своей комнаты. Папа говорил, что ей нужно время. Ей нужно побыть в одиночестве.
Иногда он укутывал ее в теплую одежду и вел гулять в лучах закатного солнца. Ее глаза выглядели запавшими, а она сама – бледной и осунувшейся.
«Ей нужно подышать свежим воздухом».
А вот я никогда не была ей нужна. Правда, папа пользовался любой возможностью, чтобы сказать мне, что она меня любит.
Ей только нужно поправиться – но она меня любит.
Я не знаю, верила ли я его словам. Но если бы и не верила, тот вечер доказал мне, что папа был прав. Мама обнимала меня и слушала, как я плачу по женщине, которую я бы снова и снова предпочла ей – и предпочитала всегда.
СЕЙЧАС
Лето в Винчестере – та еще сволочь.
Год назад я занималась матанализом в летней школе и пыталась справиться с новостями – с такими, которые сотрясают твою жизнь до основания. Но, по крайней мере, у меня был кондиционер.
Капелька пота лениво стекает по моей спине, пока я подаю мячик за мячиком на другую сторону корта и пытаюсь избежать столкновения с гиперактивными девятилетками. Вероятно, занятия не тянулись бы так медленно, если бы я не опустошила бутылку с водой за первые полчаса. Или если бы за эту работу мне платили.
Наверняка существует множество оснований, по которым меня нельзя назвать идеальным учителем. Тем не менее, когда в прошлом году теннисный клуб остался без инструктора, я вызвалась помочь и по-прежнему не собираюсь отказываться от своих слов.
– Молодец, Мэдисон! – кричу я девочке, которая совсем недавно начала заниматься в моей группе. У нее широкие зубы, и она одевается во все розовое.
– Хорошо! Не забывай отводить ракетку до конца, Льюис, – говорю я другому ребенку.
Я достаю из корзины очередной мячик и бросаю его через сетку. Он возвращается назад с удвоенной скоростью, поэтому я не успеваю отпрыгнуть, и он попадает мне по правому колену.
– Ох, ты в порядке, Джесси?
Дерек сочувственно морщит лоб. Он стоит в левой части корта и тоже подает мечи выстроившимся в ряд детишкам.
– Да. Все хорошо.
Я растираю коленку, пытаясь прогнать боль.
Дерек подходит ближе и подносит мячик ко рту, чтобы никто, кроме меня, не расслышал его слов.
– У этого пацана отличный удар справа. Вот бы ему научиться не лупить по мячу со всей силы и хоть иногда попадать на корт.
– Вот уж правда, – соглашаюсь я.
Дереку немного за сорок. Он профессионально занимался теннисом в колледже и отличается отменной подачей. Он пришел в наш клуб «Выигрыш» всего пару месяцев назад, но уже хорошо показал себя на посту главного тренера, в отличие от вереницы преподавателей, которых новое руководство нанимало за последний год. Если бы он оставлял свои комментарии при себе, цены бы ему не было. Я скучаю по семейной паре, которая обучала нас с Ро, когда мы были детьми, но они два года назад вышли на пенсию и переехали во Флориду.
Остаток занятия проходит спокойно – мне удается больше не попасть ни под один мяч. Почистив корты, мы с Дереком заходим в здание клуба. В моем колене пульсирует боль, поэтому я беру лед в морозильнике на кухне и ковыляю в фойе, где работает благословенный кондиционер, чтобы рухнуть там на стул.
