За все эти месяцы никто из нас не произносил имя Роуэна. У меня такое чувство, словно меня вот-вот стошнит.
Я стираю слезу со щеки и только потом понимаю, что плачу.
– Я тоже скучаю по Мэл, – говорю я, поэтому что так оно и есть. К тому же о ней говорить проще, чем о его брате.
– Она сейчас здесь, – Люк указывает на дверь. – И ждет, чтобы узнать, останешься ли ты с ней поужинать. Если ты и правда этого хочешь.
Наперекор благоразумию я киваю и рукой вытираю слезы с лица.
Я этого хочу.
Хочу, чтобы все стало как прежде.
Я хочу этого больше всего на свете.
– Я ужасно выгляжу? – спрашиваю я, обмахивая лицо руками, чтобы высушить слезы. И тут же добавляю: – Не отвечай, – потому что это больше не Люк Коэн из моего детства и уж точно не Люк Коэн из прошлого лета. Не знаю, как, но я чувствую, что этот Люк больше не станет беспокоиться и защищать меня. Этому Люку все равно, больно мне или нет.
Он молча заходит в дом, и я следую за ним.
СЕЙЧАС
Ужин проходит не так, как раньше. Еда стоит на диванчике в гостиной, в то время как Мэл сидит на большом диване, утопая в одеялах. Порция на ее тарелке в два раза меньше моей и значительно меньше, чем у Люка.
Мы рассказываем друг другу какие-то новости, но не поднимаем никаких важных тем, как будто обходим стороной огромную яму, сами не отдавая себе в этом отчета.
В том, что Роуэн превратился в яму, которую нужно тщательно обходить, есть что-то отчаянно неправильное. Я сижу на краешке дивана и смотрю, как Мэл прихлебывает суп, пытаясь сделать вид, что это зрелище меня не шокирует.
На спинке дивана, прямо за мной, лежит рука Люка. Мы с ним пытаемся вести себя нормально, но в любой момент готовы подскочить, чтобы поправить одеяла Мэл, или забрать у нее тарелку, или подать воду.
– Нэй придет попозже, – говорит нам Мэл. – С осени она собирается работать учителем на полную ставку, так что сейчас она тратит много времени на подготовку. Кстати, я тебе говорила, что она вышла замуж?
– Наоми вышла замуж? – повторяю я. Мне сложно сосредоточиться на словах Мэл, потому что меня отвлекает желтоватая кожа на ее плечах, виднеющаяся из-под слишком большой рубашки, но я пытаюсь не подавать виду. Я меньше всего на свете хочу, чтобы она смущалась или думала, что из-за состояния ее тела мое отношение к ней как-то изменилось.
Мэл смеется.
– Я расскажу ей, как сильно эта новость тебя удивила. Знаешь, у нее никогда не было проблем с тем, чтобы понравиться мужчине.
– Она и правда расскажет, – подтверждает Люк. – Они по-прежнему сплетничают как курочки-наседки.
Хотя он сидит рядом со мной – наши тела разделяет всего пара сантиметров, – я каждый раз внутренне содрогаюсь, когда он заговаривает со мной. Если бы не Мэл, нам было бы абсолютно нечего сказать друг другу.
– А вот это было обидно, Люк, – говорит Мэл, покачивая головой.
– Я не в том смысле, – поясняю я. – Конечно, я не сомневаюсь, что она нравится мужчинам. Просто мне казалось, что она… в этом не заинтересована?
– Я передам Нэй все до последнего слова, – торжествует Мэл.
– Мы много лет думали, что… – начинаю я и осекаюсь. Люк отрывает взгляд от тарелки, на которой нарезает себе мясо. Мэл тоже смотрит на меня. У меня не остается выбора, поэтому я продолжаю. – Мы, эээ, думали, что между вами, возможно, что-то есть.
Мэл откидывает голову назад и заливается таким смехом, что сложно представить, как он уместился в ее маленьком теле.
– Между мной и Наоми? Серьезно?
– Ну да, мы сидели в кружке, и я спросила: как вы думаете, Мэл и Наоми когда-нибудь целовались, и если да, это вас расстроит? И мы все решили, что нет, не расстроит.
Я чувствую, что иду по минному полю, и стоит мне остановится, как взрыв неизбежно произойдет.
– А мы – это кто? – интересуется Мэл.
– Все мы, – говорю я, опустив взгляд.
Воцаряется тишина, которую нарушает лишь Люк, пережевывающий ужин. Наконец Мэл говорит:
– Ваша толерантность не может не радовать, но мы с Нэй всегда были исключительно подругами. Романтика – это чудесно, но дружба ни чуточки не уступает ей в важности и ценности.
Следующие пару секунд мы молчим, но, когда я подношу к губам стакан с водой, Мэл добавляет:
– И этой мудростью делится с вами сорокасемилетняя женщина, которая с сотворения мира ни с кем не спала.
– Господи, мама! – стонет Люк, а я не могу сдержать смех, и из моего рта прыскает вода.
– Не переживай. Сейчас такая перспектива не вызывает во мне никаких желаний, – говорит Мэл.
– Мам.
– Что? Если я не буду говорить о таких вещах сейчас, то потом уже никогда не смогу.
Видимо, наши с Люком лица мрачнеют одновременно, потому что Мэл восклицает:
– Да ладно вам! Мы можем над этим посмеяться! Большое Зло может забрать у меня все, кроме чувства юмора.
Я улыбаюсь ей одними губами, но тяжесть не исчезает из моего сердца.
Она вздыхает и медленно опускается назад, пытаясь прилечь.
– Устала? – спрашивает Люк, и она кивает.
Он встает, чтобы помочь ей добраться до комнаты, но Мэл только отмахивается.
– Со мной все в порядке. Веселитесь. Не хочу портить вам вечер.
Мы с Люком переглядываемся.
– На самом деле мне уже, наверное, пора, – говорю я и встаю.
– Уже? – Глаза Мэл закрыты, и она морщится, словно ей больно. – Мне кажется, ты только пришла.
– Мне просто нужно подготовиться к одному мероприятию, которое будет завтра в лагере.
– Вы двое стали чертовски скрытными, – говорит Мэл, открыв один глаз и указывая на нас пальцем. – Люк сказал, что теперь работает в летнем лагере на базе культурно-спортивного центра – и все. А сегодня ни с того ни с сего объявляет: «В общем, когда я увидел Джесси…»
Я исподтишка бросаю взгляд в его сторону, но он просто смотрит на маму со спокойным выражением лица.
– И я у него спросила: «Так ты видел Джесси?» И он такой: «Она тоже там работает». Как будто вы не специально все так устроили, чтобы работать вместе.
– Эээ, да. Извини, – бормочу я. Люк не говорит ничего.
– Ладно, я пойду, Мэл, – говорю я и наклоняюсь, чтобы обнять ее. В детстве я сжимала ее так сильно, словно она – кислород, а мне не хватает воздуха. Но сейчас мои движения аккуратны и осторожны, потому что я боюсь причинить ей боль.
– Пока, Джесси, девочка моя, – говорит она.
– Я тебя провожу, – говорит Люк, когда я распрямляю спину. Мы молча выходим из дома. Снова оказавшись на крыльце, я чувствую, как воздух вокруг нас начинает наливаться тяжестью.
