Пожалуй, я должна была знать их достаточно хорошо, чтобы ответить на этот вопрос. Я начинала казаться себе маньячкой – у Мэл появились бы основания выставить меня из своего дома навечно, узнай она, как сильно я хотела узнать ответ.
– Ты знаешь, что делаешь, – внезапно сказал Люк, и я поняла, что все кончено. Я попалась. Он прочитал мои мысли.
– В смысле? – переспросила я, убирая прядь волос за ухо и отодвигаясь подальше к спинке стула. Мои попытки понюхать Люка привели к тому, что я уже почти сидела у него на коленках. Я не знала, что со мной творилось. Господи, Мэл ведь сидела в соседней комнате.
– Ты знаешь, что делаешь, – повторил он. – Не думай, что примеры сложнее, чем кажутся.
– А… Спасибо, – пролепетала я, чувствуя, как у меня загораются щеки. То ли на меня так подействовала его похвала, то ли безумные мысли, которые никак не шли из головы. – Ты очень добрый учитель.
Так оно и было. Я знала, что Люк редко выходит из себя и, понятное дело, отличается поразительным умом, но я оказалась не готова к тому, с каким терпением он подходил к нашим занятиям. Он никуда не спешил, не давил на меня и делал комплименты.
– А что, нужно быть позлее? – спросил он, и его взгляд – всего в паре сантиметров от моего лица – показался мне ощутимым, словно прикосновение.
– Нет-нет, все хорошо. Мне нравятся добрые.
Осознав смысл своих слов, я с удвоенной силой принялась писать в тетради. Если я сделаю ошибку, у нас будет повод заговорить. Тогда наше негромкое дыхание и оглушительный стук моего предательского сердца потонут в шуме голосов.
Больше на этом уроке я таких глупостей не совершала. Наконец мы закончили, и я начала собираться.
– С этой темой ты разобралась, – сказал Люк. – Мы можем встречаться пару раз в неделю, пока ты не сдашь экзамен, если тебе удобно.
– Да, отлично. Сколько я тебе должна? У меня есть деньги, так что я могу заплатить.
Он покачал головой.
– Ты ничего мне не должна.
– Ого… хорошо, спасибо тебе! – сказала я и убежала прочь, как довольный щенок. Уже потом мне пришло в голову: а может, стоило его обнять? Пожалуй, мне удалось бы это провернуть, не вызвав подозрений. Все-таки он очень сильно мне помог.
К счастью, на следующем нашем уроке неловкости заметно поубавилось. Мэл прилегла поспать в своей комнате, а Роуэн был на работе, так что мы снова остались вдвоем, если не считать Сидни, лежавшей у наших ног. Почему-то наши занятия всегда выпадали на то время, когда Роуэн работал, а так как за расписание отвечал Люк, я начала предполагать, что это происходит не просто так. Вероятно, он опасался, что Ро будет нас отвлекать. Наверное, так оно и случилось бы, но я все-таки скучала по Роуэну. После того утра, когда он забрался в мою комнату через окно, он снова пропал со всех радаров. Я не могла застать Ро даже в его собственном доме. На мои сообщения он почти не отвечал. Я пыталась убедить себя, что он просто занят или что ему нужно побыть одному, чтобы свыкнуться с мыслью о болезни Мэл, но все-таки я не могла не задаваться вопросом, почему он так сильно от меня отдалился.
Я приказала себе не думать о ноющей боли в груди и сосредоточиться на своем настоящем – на этом моменте, в котором я была вместе с Люком.
В этот раз мы решали примеры и болтали о разных вещах. О лечении Мэл. О выпускном классе. Об университете.
– Мама очень хочет, чтобы я поехал учиться, – проговорил Люк, наблюдая за тем, как я переписываю пример из учебника. – Она говорит, что будет чувствовать себя гораздо лучше, если мы будем жить своей жизнью, а не откладывать все личные дела… неизвестно насколько.
Мы оба понимали, что значат эти слова: на то время, которое осталось Мэл. Ее Большое Зло никогда не давало нам ни капельки надежды. Счастливый финал был исключен. Стоял лишь один вопрос: когда именно все закончится?
– Она говорит, что, может быть, даже успеет увидеть, как я оканчиваю университет, – сухо продолжил он.
– Значит, думаешь поехать? – спросила я.
– Не знаю… наверное. – Люк запустил пальцы в волосы, и я почувствовала, как он мучается. – А что ты скажешь?.. Ты бы все-таки осталась?
Это был странный вопрос. Неужели его так сильно интересовало мое мнение? Неужели он так хотел знать, как бы я поступила, будь Мэл моей мамой?
– Я не стану тебя осуждать, если ты об этом, – наконец проговорила я, потому что это был самый честный ответ, который я могла дать.
Мне было легко заявлять, что я сделала или не сделала бы, если бы приходилась Мэл дочерью, но, как правильно заметил Ро (как бы горько это ни было для меня), я таковой не являлась. Я могла любить Мэл эгоистичной, незамысловатой любовью – как любят люди, не связанные родственными узами. И как я поняла за эти годы, возможно, именно поэтому Мэл значила для меня так много. Ее любовь ко мне была ее собственным выбором и не имела никаких гарантий; у Мэл не было передо мной никаких обязательств из-за уз крови или родственных связей. По этой причине ее отношение ко мне казалось таким особенным. И я тоже могла любить ее так необъективно, как мне хотелось. Мне было необязательно знать, умеет ли она распоряжаться деньгами. Для меня не имело значения, повела ли она себя с мистером Коэном так же несправедливо, как он повел себя с ней. Я могла слепо становиться на ее сторону. Все ее советы были для меня только советами, когда для Ро и Люка они являлись приказами.
Я наверняка любила ее не меньше, чем они, но я любила ее иначе.
Это я могла признать.
На следующем нашем занятии Люк вел себя рассеянно и, пока я работала, почти не давал указаний, не исправлял и не хвалил меня. Он вообще почти ничего не говорил.
– У тебя все в порядке? – наконец спросила я.
Меня охватил уже привычный страх, что с Мэл что-то случилось, а мне об этом никто не сказал. Какой бы прекрасной ни была наша неродственная любовь, в ней имелся один недостаток: я не жила с Коэнами. Я понимала, что они не обязаны рассказывать мне абсолютно все.
Люк потер затылок.
– Помнишь, я сказал, что ты ничего мне не должна? Это по-прежнему так, – быстро добавил он. – Но мне пригодилась бы твоя помощь.
– Хорошо, выкладывай, – сказала я, выпрямляя спину.
Несколько минут спустя Люк открыл дверь своей комнаты и завел меня внутрь. Он рассказал о причинах своей рассеянности, и теперь перед нами стояла задача подобрать ему одежду. Сидни, забравшаяся вслед за нами вверх по ступенькам, сначала вилась вокруг моих ног, а потом уселась у изножья кровати. Я подошла к ней, опустилась на колени и погладила ее шерстку, делая вид, что находиться в комнате Люка Коэна для меня совершенно обычное дело.
– Извини за беспорядок, – сказал Люк, как будто я была в состоянии заметить, убрано или нет место, где он живет. Из всех комнат в доме Коэнов реже всего я бывала именно здесь. В детстве мы иногда играли на компьютере Люка или раскладывали настольные игры на его ковре, потому что в его комнате было больше места, чем у Ро. Но за последние несколько лет я ни разу сюда не заходила и лишь иногда бросала взгляд в приоткрытую дверь.
