– Будет красиво! – обрадовалась Манон. – Но когда ты подожжешь шнур, это будет опасно.
– Настолько не опасно, что это сделаешь ты!
* * *
Ему потребовалось целых два дня, чтобы с помощью зубила, а потом ручного ударного бура пробить шпур глубиной в четыре пяди. Закончив работу уже при свете фонаря – последние дни осени были короткими, – он объявил:
– Завтра в первой половине дня мы, возможно, увидим, как сквозь взорванную породу хлынет вода с холмов, что в сто раз ценнее самого золота!
День обещал быть холодным, но безоблачным: на склонах холмов перекликались зарянки; низкая трава в загоне была присыпана инеем, который сразу же исчез, стоило брызнуть первым лучам солнца.
Жан Кадоре медленно, торжественно готовился взорвать шпур, как и подобает при настоящем обряде. Сначала он смастерил зажим, накрепко соединив концы двух деревянных палочек колечком из проволоки. Потом повелел испуганной Манон отойти подальше, на расстояние не меньше двадцати шагов, и прикрепил капсюль детонатора к бикфордову шнуру. Затем, с холщовой сумкой на плече, медленно спустился на дно колодца, пока дочка крепко держала в руке свободный конец шнура. И наконец, один за другим плавно опустил в шпур пять патронов взрывчатки – с помощью веревочки, чтобы они не стукнулись о дно… Тут он развернул вощеную бумагу, в которую был обернут шестой патрон, вложил в него детонатор, снова завернул в бумагу тесемки детонатора и положил этот патрон на пять других. Он с удовольствием отметил, что сверху осталось тридцать свободных сантиметров. Насыпав в эту дырочку песка, затем мелких камешков, он слепил из глины несколько лепешек и с помощью рябиновой палочки задвинул их в шпур; последнюю лепешку он умял очень осторожно, едва касаясь ее пальцами, так чтобы не допустить взрыва. И наконец, поднялся по веревочной лестнице наверх к дочке; та перегнулась через край колодца, он видел ее лицо, обрамленное длинными кудрявыми волосами, повисшими вниз.
– Готово! – сказал он.
Привязав конец длинного шнура к одной из опор треноги, он протянул Манон коробку спичек:
– Теперь ты!
Она степенно поднесла язычок пламени к концу шнура. Тот слабо зашипел, выбрасывая тонкую струйку дыма.
– Иди позови маму. Она должна своими глазами увидеть, как брызнет вода, если это случится.
* * *
Уголен натягивал веревку между двумя кольями, чтобы поддержать помидоры, как вдруг раздался мощный взрыв.
– Началось! – вскрикнул он, вздрогнув. – До взрыва дошло! Бог весть, чем все это кончится!
Задумавшись, он привязал веревку к колышку… Три раза поморгал и, взглянув на безоблачное небо, отправился в Розмарины.
В поле никого не было; из колодца все еще выходила струйка легкого дыма. Подойдя ближе, он уловил горьковатый запах пороха и увидел на дне ямы кучку осколков скалы.
– Сколько шума, а результатов кот наплакал! А главное, воды нет как нет, а он остался жив. Но где же он?
Он пошел к дому.
Жан Кадоре сидел на стуле с опущенной на грудь головой; перед ним на коленях стояла заплаканная Манон, за ним Батистина: она накладывала на затылок раненого припарку из трав.
– Несчастный случай? – спросил Уголен.
– Его камнем ударило в затылок.
Горбун, не поднимая голову, прошептал:
– Это я виноват… Побежал к колодцу, надеясь, что увижу, как брызнет вода, и камень, который, наверное, подбросило очень высоко, упал мне на затылок…
– Раз вы можете говорить, это не так уж серьезно.
– Надеюсь…
– Затылок пробит, – вставила Батистина, – но дырка небольшая.
– Может, вы недостаточно плотно набили шпур… Вместо того чтобы расколоть скалу, шпур может действовать как пушка и выбрасывать камни на стометровую высоту…
Эме протянула раненому чашку кофе. Он с трудом поднял голову, хотел поднести чашку к губам, но она выпала у него из рук, а голова запрокинулась назад… Он остался сидеть неподвижно, из его полуоткрытых губ вырвался стон…
Уголен бросился к нему и схватил за плечи:
– Ему плохо… Это нормально… Сейчас пройдет.
Манон в испуге, бледная как смерть, поддерживала отца за затылок и видела, как его закрытые глаза словно проваливаются в глазницы… Эме рыдала…
Уголен кинулся на второй этаж за подушкой и матрасом, принес их и расстелил на столе. Раненого очень осторожно уложили на матрас, на правый бок – из-за горба.
– Бегите за доктором быстрее, – попросила Эме. – Деньги у нас есть…
– Я попрошу мэра позвонить, он это прекрасно умеет делать, доктору в Ле-Зомбре. Доктор будет здесь, возможно, через час, но не раньше…
Эме старалась влить мужу сквозь стиснутые зубы ложку виноградной водки.
Уголен помчался в деревню.
Всю вторую половину дня жена с дочкой и Батистина были возле раненого. Он не шевелился, но дышал быстро и отрывисто, его мертвенно-бледное лицо было искажено судорожной гримасой. Время от времени Батистина смачивала компресс теплым настоем, а Эме нежно вытирала ввалившиеся щеки.
Уголен появился снова часам к пяти; вечерело.
– Доктора не было дома, он только что вернулся и уже выехал из Ле-Зомбре на своем мотоцикле, будет здесь через тридцать минут, а может быть, и раньше…
– Он знает, как сюда добраться? – спросила Эме.
– Да, знает. Это он тогда приехал подтвердить, что Пико-Буфиго умер!
Ни слова не сказав, Манон зажгла фонарь, надела плащ и выбежала встречать доктора в Массакан.
Доктор приехал только к семи, из-за плачевного состояния дороги ему пришлось оставить мотоцикл у шелковицы и дальше в Розмарины идти пешком.
Это был человек высокого роста и крепкого сложения, с густыми светлыми усами; на нем была черная фетровая шляпа, черное пальто, в руках он нес черный кожаный саквояж.
Манон, встретив его, рассказала, что произошло. Он шел размашистым шагом, и ей приходилось бежать, чтобы поспеть за ним.
– Не очень большой камень… плоский такой, не больше моей руки… – торопливо говорила она. – Это не страшно, правда? Мой папа очень сильный… Он не такой, как все, потому что у него спина немножко согнутая, и даже очень… Но он таким родился, и это ему никак не мешает… Он никогда не устает, у него крепкое здоровье… Он очень веселый… Это не страшно, правда?
– Трудно сказать… Если он не говорит и не отвечает на вопросы, значит что-то не так. Затылочная рана может быть очень серьезной…
– Я думаю, он просто спит… Последнее время он много работал… Это вполне естественно, что ему хочется спать. С ним уже такое случалось, он засыпал прямо за столом… – без умолку говорила Манон. – К тому же он сам вернулся в дом… правда, он шел, опираясь на меня, но совсем чуть-чуть… и шел он очень хорошо… Он не умрет, правда?
