Сидя на пороге своего дома, Лу-Папе заострял колышки для огорода.
– Ну как дела?
– Колодец продвигается. Но денег у него ни гроша, он ходит босиком, и дочка тоже.
– Кто ходит босиком, тот ест только вприглядку, – изрек старик.
– Я не знаю, что он ест, но, во всяком случае, он по-прежнему пьет, стал тощим, как щепка, что тебе богомол в жнивье, не приглядишься – ни за что не увидишь, а вкалывает, как каторжник.
– Все это не так уж плохо для нас…
– Погоди! Он мне сказал, что собирается взять под залог фермы четыре тысячи франков у одного нотариуса в Креспене, тот ему сделает какую-то гипотеку. Так он сказал. Это возможно, а, Папе?
Лу-Папе явно испугался.
– Ты что? – сказал он, вставая. – Ты знаешь, что это такое гипотека?
– Это значит нотариус дает на время деньги тем, у кого есть какая-нибудь собственность, потому что он понимает, это честные люди, и верит им на слово, – отвечал Уголен.
– Какое тут на слово? Он первым делом заставит его подписать разные документы на ГЕРБОВОЙ БУМАГЕ, а если деньги не вернутся в срок, то заберет себе все, что у него есть. Забыл, как было с семьей Каскавель?
– Это было из-за гипотеки?
– Разумеется, из-за нее, проклятой.
Это была страшная история. Когда папаша Каскавель скончался, его сыновья, люди легкомысленные, заложили ферму под ипотеку с намерением сделать из нее конфетку. Разумеется, это их жены захотели показать всем, насколько они богаты. Но потом им не повезло с урожаем, и тот господин, что дал деньги под залог, продал все их имущество, так что сыновья Каскавель, вместо того чтобы дышать ветерком с холмов, прогуливались целыми днями в сапогах и с фонарем в руке по городской канализационной сети в Марселе.
– Вот что значит брать под гипотеку – конец всегда один и тот же. – Лу-Папе ненадолго задумался, потом его лицо прояснело. – Знаешь, Куренок, в конце концов, если хорошенько подумать, тут есть и плохая, и хорошая стороны. Плохо, если у него будет четыре тысячи франков, он пробурит колодец, получит две цистерны, купит мула и на следующее лето поправит свои дела. Не настолько, как он себе представляет, но достаточно, чтобы не пасть духом. С другой стороны, я знаю, что он задолжал мельнику по меньшей мере семьсот франков… Что до мула, держу пари, барышник в Обани продаст ему за тысячу франков какую-нибудь клячу, перекупленную на скотобойне. Останется 2300 франков. На покупку зубил, бикфордова шнура и контрабандного пороха – положим, примерно 500 франков… Остается 1800. Ему нужно покупать обувь и много вина, поскольку он уже не в силах обойтись без него. Потом ему понадобятся отруби и обойная мука для кроликов, которых надо кормить, прежде чем они сами будут приносить доходы. Вот я и говорю, через год у него останется ровно столько, сколько надо для оплаты процентов гипотеки. Но возможно, заимодавец продлит ему срок на второй год, и тут я теряюсь, не знаю, что может случиться дальше.
Но, с другой стороны, везучим его уж никак не назовешь, и с ним может произойти что угодно. Во-первых, поскольку он делает все, чтобы свалиться с ног, может статься, что он и помрет или так похудеет и обессилеет, что пролежит в постели полгода. Во-вторых, если он будет пользоваться взрывчаткой, порох и вино не слишком уживаются друг с другом, и динамит может взорваться у него прямо в руках. В-третьих, если его кролики подцепят «вздутое пузо», то за неделю всему крольчатнику конец. И что бы там ни произошло, хозяином все равно будет тот, кто предоставил гипотеку. Я дам ему деньги под залог его имения. Если у него получится, он заплатит мне проценты и вернет деньги в срок. Если нет – то ферма наша.
– Ну и силен же ты, Папе. Ничего не скажешь, силен, да и только!
– Я силен, потому что у меня есть деньги. Давай дуй к нему: скажи, что у тебя нашелся старый дядя, который согласен предоставить ему гипотеку в четыре тысячи франков под невысокие проценты. Пусть явится через три дня к нотариусу в Обань, Кур Бартелеми, дом восемь, со своими документами. Я не приду, скажи, что я болен. Ему только поставить подпись, и нотариус даст ему деньги.
Крайне взволнованный, Уголен благодарными глазами уставился на крестного отца.
– Как хорошо иметь такого Папе, как ты… Дай я тебя поцелую!
Но Лу-Папе оттолкнул его:
– Давай не тратить время на всякую хреновину. Бегом к нему, как бы он уже не отправился в Креспен!
Вот как получилось, что в один прекрасный ноябрьский день во второй половине дня господин Жан вернулся из Обани, благословляя дорогого друга Уголена.
Впереди шла ослица, нагруженная инструментами, продуктами питания, туфлями на веревочной подошве и бельем, но счастье горбуна не было безоблачным: он то и дело посматривал по сторонам, явно чем-то озабоченный. Дело в том, что в холщовой сумке он вез дюжину патронов «шеддита», а в боковых карманах жилета лежали две маленькие связки детонаторов; бикфордов шнур был намотан вокруг талии под рубашкой: он не имел права перевозить этот опасный инвентарь, приобретенный незаконно у одного почтенного отца семейства, который работал в каменоломне, откуда украл все это. Тем не менее господин Жан не побоялся по пути зайти к мельнику: купил у него мешок отрубей, расплатился с долгами и выпил два стакана белого вина.
* * *
Вечером, после ужина, он долго изучал «Руководство по горным работам» и два раза подряд прочел вслух те три страницы, на которых в мельчайших деталях описывалось, как следует пользоваться взрывчаткой. Подчеркнув, насколько опасен сам по себе детонатор, автор пособия объяснял, как его крепить к концу огнепроводного шнура, пользуясь зажимом ИЗ ДЕРЕВА, затем детально излагал, как набить шпур взрывчаткой с помощью круглой палочки, тоже непременно ДЕРЕВЯННОЙ.
Господин Жан находился в крайнем возбуждении оттого, что в его распоряжении есть все эти взрывчатые вещества, – как это обычно бывает с детьми, – и с гордостью держал в руках желтые бумажные гильзы, начиненные динамитом, чья магическая убойная сила была подвластна ему.
– Я почти уверен, – сказал он Эме, – что первая же попытка увенчается успехом, поскольку я просверлю шпур глубиной примерно в метр и без всякой опаски заряжу шестью патронами взрывчатки…
– Папа, – вмешалась Манон, – ты бы для начала попробовал с небольшим количеством взрывчатки, совсем небольшим…
– Дорогая моя, небольшое количество может убить человека не хуже, чем большое, если тот набивает шпур неосторожно или спускается в колодец со слишком коротким огнепроводным шнуром. Я приму все меры предосторожности: профессионала такая тщательность просто рассмешила бы. Но никакого профессионала рядом не будет, так что я никого не рассмешу, да мне и безразлично, смешон я или нет. Главное – безопасность.
– Как ты все это будешь делать? – спросила Манон.
– Очень просто. Воспользуюсь восьмиметровым шнуром, доходящим со дна колодца до его края, так что шнур я подожгу уже наверху, меня в колодце не будет и, значит, не будет никакого риска, что я упаду, поднимаясь по лестнице. Из-за длины шнура ждать взрыва придется по меньшей мере восемь минут. Мы в это время отойдем подальше и сядем под деревом с густой листвой, а потом услышим потрясающий взрыв. Земля задрожит, и, может быть, из колодца полетят камни, но до нас они не долетят, потому что стенки колодца направят их только вверх, подобно тому как ствол ружья направляет дробь.
