Все принялись поливать, что, ко всеобщей радости, сразу же сказалось на растениях. Затем выпили две бутылки вина, и ближе к ночи Джузеппе с Батистиной попрощались с новыми друзьями.
– Хозяин, – сказал Джузеппе, – завтра я не смогу вам помочь, потому что на три дня ухожу рубить лес под Пишорис…
– Не беспокойтесь, – ответил господин Жан, – цистерна не совсем пуста, и, без всякого сомнения, через пару дней пойдет дождь.
Батистина у всех поцеловала руки, потом на своем исковерканном языке сказала:
– Что касается дождя, я знаю хорошую молитву, которую трижды повторю перед сном.
Она вновь обратилась к Небу с просьбой ниспослать этой бесподобной семье благословение, прибегнув к одному пьемонтскому заклинанию, которым не следует злоупотреблять, потому что сама Мадонна не способна отказать в просьбе.
Вечером за ужином Жан Кадоре сказал жене:
– Если бы у нас был такой ключ, как у них, мы бы не знали забот… Но не думай, что я пал духом. Даже если в этом году не все получится, у нас останется достаточно денег, чтобы продолжать. Доверимся статистическим данным и Провидению…
Он вынул из кармана губную гармошку и сказал:
– А теперь пусть Манон споет «Жаворонок, милый жаворонок…».
* * *
Молитва Батистины и впрямь оказалась весьма действенной, ибо все обещания статистических данных сбылись: дождь четыре раза поливал посадки и заполнил цистерну. На навесе из виноградных лоз цвели азиатские тыквы, малютка Манон росла не по дням, а по часам, за шесть недель был огорожен загон для кроликов. Господин Жан играл на губной гармошке лучше, чем когда-либо, а в это время бедняга Уголен, сидя прямо на земле под шелковицей, молотил цепом турецкий горох…
* * *
Однажды утром он увидел, что господин Жан принялся за какую-то столярную работу.
Из ящиков, оставшихся от переезда, он очень умело смастерил четыре клетки для кроликов, с дверцами из проволочной сетки и установил их в сарае, обновив его ворота.
– Начало положено, – сказал он Уголену. – Завтра пойду за производителями: одним самцом и тремя самками, будем держать их в этих клетках до рождения первых выводков. Станем кормить травами с холмов. Я рассчитываю примерно на два десятка крольчат до конца июля. Тогда схожу на мельницу в Руисатель и куплю несколько мешков обойной муки, которую буду добавлять к зеленому корму. К началу ноября у нас появятся новые выводки: всех кроликов переселю в загон, к тому времени начнет созревать черная тыква. Тогда все и начнется!
На следующее утро, часам к семи, Жан Кадоре вышел на порог своей фермы в городском костюме и в черном котелке, он был чисто выбрит и держал в руке трость с серебряным набалдашником.
Возле конюшни Эме с Манон усердно чистили щетками копыта ослицы, спокойно стоявшей с навьюченными на нее двумя ящиками, в которых были проделаны круглые дырочки. Уголен как раз возвращался из холмов домой, волоча за собой длинную сухую ветвь и неся большую корзину, полную улиток.
Он свернул с дороги и по склону холма спустился вниз, к ферме.
– Привет вам! Как видите, собираюсь в Обань. Если вам что-то нужно, скажите! – обратился к нему горбун.
– Спасибо, но пока не нужно ничего. Вы за новыми семенами?
– Кое за чем получше! Иду за производителями. У меня к вам просьба: поскольку меня целый день не будет, я был бы вам очень обязан, если бы вы навестили мою жену и удостоверились, что все в порядке.
– Рассчитывайте на меня! Приду к одиннадцати часам, а потом загляну еще и вечером. Мне интересно увидеть ваших первых кроликов!
– Значит, до вечера!
Горбун двинулся в путь, за ним поплелась ослица, сосновый бор с удивлением взирал на движущийся мимо него котелок.
* * *
Уголен, улыбающийся, предупредительный, к полудню пришел проведать Эме и узнать, не нужно ли чего. Светловолосая Эме попросила его расколоть сучковатое полено, с которым никак не могла справиться: вооружившись колуном, он наколол с дюжину поленьев и аккуратно сложил их в поленницу.
Еще раз он наведался к ней к шести вечера, как раз тогда, когда за ослицей над огромным шарообразным мешком отрубей, лежащим на притороченных к седлу ящиках, снова замаячил котелок.
Уголен с горбуном перенесли мешок в сарай и положили его перед клетками, в которых уже был приготовлен корм. На глазах своих домашних новоиспеченный кроликовод осторожно отодрал с помощью долота крышку ящика и одну за другой вытащил из него трех рыжих крольчих, каждая величиной с большую крысу.
– Я выбрал совсем молоденьких самок, у которых еще не было окрола. Если собираешься вывести новую породу, это первейшее требование, – принялся он объяснять.
Крольчихи-девственницы были помещены в одну из клеток и сразу же исчезли из виду, зарывшись в траву.
– А теперь самец! Манон, пойди закрой дверь. Это животное отличается поразительной силой и может удрать.
– Не бойтесь, – улыбнулся Уголен – от меня не убежит! Развязывайте веревки и приподнимайте крышку, только чуть-чуть…
Но стоило ему сунуть руку в узкое отверстие, как ящик стал судорожно сотрясаться от толчков, послышался скрежет когтей о дерево.
– Дева Мария, не заяц ли это? – вскричал ошеломленный Уголен.
– Нет-нет. Это помесь «гиганта из Фландрии» с «бараном из Шаранты»… – улыбнулся в ответ горбун, почему-то подмигнув жене.
Уголен сунул руку по локоть в ящик, невидимая стычка внутри приняла столь ожесточенный характер, что Манон отступила назад.
– Попался! Я схватил его за задние лапы! Открывайте! – закричал Уголен и стал вытаскивать из ящика длиннющую рыжую тварь, которой, кажется, не было конца. Повиснув в руке Уголена головой вниз, она судорожно сжималась и растягивалась, дергаясь так сильно, что заходила вверх-вниз даже рука Уголена. Манон отскочила назад, Эме, раскрыв рот, смотрела на невиданный экземпляр, оцепенев от удивления. Уголен, подняв его до уровня глаз, вскрикнул:
– Что это? У него шерсть, как у собаки, лапы, как у зайца, а уши, как у осла! Ничего себе! Я никогда такого не видал!
Глаза у горбуна засияли от радости и гордости, жена приникла к его плечу и восхищенно замерла.
– А где вы это нашли?
Поколебавшись, Жан Кадоре ответил:
– У одного из друзей.
– Дорогой, наверное?
– О да! Очень дорогой.
– Диковинка! – выдохнул Уголен. – Но у него большой недостаток: уж очень он худ. Ну прямо «эсшкулет»
[25] волосатый!.. В таком звере, кроме ушей, и поживиться-то нечем.
– Это самец-производитель, – пояснил горбун, – он уже не молодой, но все еще лихой, сами видите! Посадите его в клетку, ту, которая с висячим замком!
