– Это ключ! – сказал Джузеппе.
Вода вытекала из него по канавке сквозь стену справа.
Он посадил жену на постель.
– Батистина, любимая моя, вот здесь я и живу уже два года. Я не знаю, кто владелец этой старой овчарни: никто меня ни о чем никогда не спросил. Я устроился тут, потому что это было удобно для работы, к тому же позволило мне экономить. Но денег у меня достаточно, чтобы купить дом в деревне. Смотри.
Он сунул руку в трещину в скале и вынул оттуда крохотный холщовый мешочек, узкий, как труба для воды. Держа его за один конец, он стал трясти его над одеялом: из него посыпались золотые монетки. Батистина в восторге молитвенно сложила руки.
– Их шестьдесят две, – сказал Джузеппе, – я нажил их своим топором, а теперь они твои. Я не купил дом, потому что дом должна выбрать жена. Так что, если ты захочешь, мы будем жить здесь до тех пор, пока тебя не начнет подташнивать. Тогда ты пойдешь в деревню и сама выберешь дом. Так я думаю, но если тебе не нравится эта пещера, то…
– О Джузеппе, по мне, королевский дворец – это пещера, а эта пещера – дворец из золота и мрамора. Но теперь молчи: я пять лет была твоей невестой, затем два года твоей женой-девственницей… Скорее, я хочу наконец стать настоящей женой!
Рывком стащив с себя платье, она впилась в его губы, и они остались жить в этом дворце и жили в нем все эти годы, потому что так и не настало утро, когда она сообщила бы ему о том, что ее подташнивает.
* * *
В тот день Джузеппе не вышел на работу, потому что нужно было посадить овощи в огородике, который когда-то разбили перед пещерой пастухи.
За век с лишним они возвели методом сухой кладки каменную стенку на крутом склоне, затем нанесли земли, которую набирали то тут, то там в холмах и вечер за вечером приносили сюда в мешке и даже, как гласила легенда, в шляпе. Так они получили длинную полосу плодородной почвы, удобренной козьим навозом; она давала им овощи, помидоры, плоды нескольких слив, трех смоковниц и одного абрикоса.
* * *
Джузеппе приветливо встретил пришедших, Батистина улыбалась. Слышен был перезвон колокольчиков на шеях ее коз, пасущихся в высоких, скрывавших их с головой зарослях; изредка доносился лай собаки.
Батистина вышла вперед и на странном языке – смеси из французских, провансальских и пьемонтских слов – сказала:
– Я уверена, вы пришли сюда за водой!
Жан Кадоре прежде служил конторщиком в налоговой инспекции в одном из пригородов Марселя, населенном итальянцами, а восторженная Эме пела оперы на итальянском языке, но почти не понимала, о чем в них говорилось.
Джузеппе говорил по-французски примерно так же, как горбун по-итальянски; прибегая к жестам и мимике, им худо-бедно удалось побеседовать, пока ослица паслась, а Манон, размахивая шляпой, охотилась на бабочек, отличавшихся необычайной красотой.
Жан Кадоре объяснил, что пришел за питьевой водой, потому что вода в его цистерне протухла, при этом он добавил, что мать оставила ему в наследство эту пещеру и близлежащие земли вокруг нее. Батистина вдруг залилась горючими слезами; воздев руки к небесам и взывая к Мадонне, она упала ему в ноги и душераздирающим голосом стала умолять его не выгонять их: она поняла, что явился хозяин дворца, который они занимали, и им с Джузеппе нужно уступить ему место.
Ошеломленный горбун недоумевающе посмотрел на Джузеппе, и тот объяснил ему смысл страстных излияний. Горбун, взяв Батистину за обе руки, помог ей подняться и торжественно проговорил, подыскивая нужные слова:
– Non veni per habita questa bergeria. Voï restate qui, tanto longo comé volété
[24].
До Батистины сразу же дошел смысл этих слов, на самом деле лишенных смысла на всех трех языках, и она вновь стала взывать к Мадонне, заливаясь слезами благодарности, а затем, схватив руку Хозяина, покрыла ее горячими поцелуями.
Манон, перестав охотиться на бабочек, прибежала полюбоваться столь захватывающим зрелищем. Батистина назвала ее ангелом, сошедшим с небес, испросила для нее благословения Пресвятой Мадонны и объявила, что если когда-нибудь малютка будет голодна, то она, Батистина, накормит ее своей печенью и своими глазами, что никого не удивило, поскольку никто не понял этого обещания, кроме Джузеппе, который уже не один раз слышал его.
Потом они все вошли в пещеру: восторженная Эме умилилась царившим там уюту и чистоте, а ее муж во все глаза смотрел на великолепный ключ, слушая, как журчит вода.
C помощью воронки и кастрюльки Джузеппе наполнил водой емкости, снятые со спины ослицы, затем показал горбуну водопровод из тростника, что отводил воду из ключа в огород.
Между тем Батистина, усадив Эме на большой чурбан из грубо обтесанного дерева, похожий на те, на каких обычно стоят наковальни, за столом громоздким и тяжелым, как бильярдный, принялась угощать ее инжиром, миндалем, лесными орешками и лепешками из сладкой поленты, подогретыми на горячем камне и посыпанными анисовыми семенами.
Когда наконец к пяти часам они захотели отправиться в обратный путь, пришлось первым делом ловить ослицу и обеих коз – те, найдя общий язык со стадом Батистины, решили стать его частью. Поймали их не сразу.
Джузеппе пожелал непременно проводить семью горбуна и взялся нести на плече тридцатилитровую бочку: бочки большей вместительности у него не было. Батистина несла два глиняных горшка, покрытых глазурью, а восторженная Эме – цинковую лейку.
Дорогой горбун подсчитывал в уме: пятьдесят литров на ослице, тридцать на плече Джузеппе, тридцать на собственном горбу, получается уже сто десять литров, к чему следовало добавить литров пятнадцать, которые несли женщины.
– Сто двадцать пять литров – это, конечно, немного. Но, без всякого сомнения, это позволит нам продержаться до первого дождя… – заметил он.
– Может быть, – согласился Джузеппе, – может быть…
Он повел их более коротким путем по вершине склона над ложбиной.
Жан Кадоре казался веселым, сыпал шутками и благодарил Бога за то, что тот одарил его горбом, чье назначение стало наконец понятным. Однако он несколько раз останавливался, якобы для того, чтобы полюбоваться пейзажем, но на самом деле для того, чтобы, прислонившись грузом, водруженным на его горб, к скале, облегчить боль в спине.
Завидев их, Уголен подбежал к ним, смеясь, и взялся донести до фермы лейку Эме.
Когда они подошли к дому, господина Жана ждал очень неприятный сюрприз: многие растения поникли. Широкие листья на стеблях азиатской тыквы также начали увядать.
– Когда мы уходили, все было нормально! Что случилось?
– Случилось то, что прошло несколько послеобеденных часов. Разве вы не почувствовали, как душно стало примерно с четырех до пяти? Это ветер из Африки. Он только что затих. Если напоить растения, ничего страшного с ними не случится. Я имею в виду сегодня…
