Никогда не было такого, чтобы уроженец Бастид-Бланш бросил родную деревню, за исключением сына старого Медерика и семьи Тестар. Сыну Медерика это простили, поскольку он уехал в Марсель и выучился на таможенника, что, как всякий знает, является профессией, достойной всяческого уважения, ибо таможенник носит форму и наделен правом обыскивать любого, даже господина кюре, и к тому же ничто не мешает ему спать – ни заморозки, ни засуха, ни град, и все это кончается выходом на пенсию: сиди себе, засунув руки в карманы… Сделать такую блестящую карьеру, не покидая Бастид-Бланш, просто невозможно. А вот Тестары, которые променяли родную землю на чужую, получше, тем самым опозорили свой край и опорочили честь деревни, и потому, проходя мимо развалин их фермы, всякий демонстративно плевал в ее сторону. Впрочем, какой толк преуспеть на чужбине? Там ни один друг не будет радоваться твоим успехам, да и вкуснейшую зависть соседей тебе не смаковать изо дня в день.
Главным было то, что Субейраны считали себя в какой-то степени аристократией деревни, хранителями ее традиций и тайн: Уголен ощутил, какое глубокое возмущение таилось в молчании Лу-Папе, и ему стало стыдно за то, что он хотел дезертировать.
– А в Ле-Плантье? В Ле-Плантье разве нельзя? – спросил Лу-Папе.
Это была маленькая, затерянная в холмах пещера, загороженная стеной из крупных камней, в которой, как говорили, когда-то жил отшельник. Потом она служила овчарней, так как там круглый год, летом и зимой, бил ключ.
– Мне и самому это пришло в голову… – ответил Уголен. – Источник там неплохой, но это на высоте четырехсот метров, так что зимой там по утрам все покрыто изморозью, а изморозь для гвоздик – это смерть. К тому же не забывай, это тоже принадлежит Пико-Буфиго!
– Верно… – согласился Лу-Папе. – Значит, остается только водоем. Давай попробуем вырыть большой водоем на дне ложбины под Массаканом с канавами, которые собирали бы дождевую воду со всей округи… Но нам нужно точно знать, каких размеров должен быть водоем. Он написал: десять тысяч растений. Спроси у него, сколько литров воды нужно на одно растение. А еще: сколько стоят саженцы. Сам я писать не могу, потому как у меня теперь руки ломит.
Уголен, судорожно сжимая ручку и высунув язык, написал Аттилио длинное письмо.
Несколько дней спустя, когда он прореживал крону персиковых деревьев, появился Лу-Папе – он поднимался к нему с письмом из Антиба, доставленным почтальоном в деревню. Это был ответ от Аттилио. Они сели на каменную закраину колодца и стали читать.
Калега,
я тебе не сразу атветил патаму как моя сестра вышла замуж за Эгидио, таго, кто ее всегда лапал. Типерь он имеет полное право. Что касаеца саженцев, разумеется, это будет падарок. Мой отец гаспадин Торнабуа сагласен. Я ему не сказал, что ты спросил, сколько это стоит. Это агарчило бы его. Они будут гатовы к апрелю. Приготовь поле и прежде всево воду. Мой отец гаспадин Торнабуа гаварит, что для десяти тыщ растений нужно иметь в запасе как минимум четыриста кубов. Это я тебе верно говорю. Если у тебя их нету, не стоит начинать. Ты все харашо понял? Четыреста метров. Это не метры в длину. Это кубы, те же самые как на экзамене на акончание начальной школы: из-за этих метров я никак не мог здать экзамен, а вот типерь пользуюсь ими чтобы получить деньги намного больше чем учтитель! Такава жизнь! Напиши мне еще, но следи за арфаграфией! Ничево не панятно, нужно все время атгадывать! Я это говорю не для того, чтобы тибя обидеть. Со мной тоже случаеца ни знать как пишеца слово, тогда я вместо него пишу другое!
Твой друг Аттилио
Моя сестра просит узнать у тебя, попрежнему ли ты моргаешь.
Дружеская шутка не вызвала у Уголена даже улыбки.
– Четыреста метров!.. – воскликнул он. – Боюсь, что требуется водоем не меньше марсельского порта.
– Да нет же! Не паникуй! Подсчитай, потом сам увидишь.
Уголен от недоумения стал почесывать голову…
– Подсчитать я, наверно, сумею, если поразмышлять хорошенько. Но меня подводит запятая в цифрах – куда ее ставить… черт ее знает…
– А вот я хорошо знаю запятые. Вечером за ужином я тебе дам точный ответ, – улыбнулся Лу-Папе.
* * *
Лу-Папе умел хорошо считать и запятых не боялся, но, поскольку он взял за отправную точку тот факт, что кубический метр – это сто литров, он в тот же вечер объявил, что достаточно будет выкопать яму четыре на четыре метра и в три метра глубиной… Уголен, подумав, ответил, что «ему это кажется как-то маловато».
На другой день в час аперитива они посоветовались с Филоксеном. Тот, в свою очередь, подумал-подумал и сказал:
– Я в кубических метрах разбираюсь неважно. Но мне кажется, это больше, чем гектолитр. Намного больше… По-моему, это как минимум порядка бочки для вина емкостью четыреста литров!
К счастью, мимо проходила старая деревенская учительница в кружевной черной накидке и с кошелкой в руках. Они подошли к ней. Стоило им изложить ей условия задачи, как эта необыкновенная женщина, ни секунды не думая, ответила, что кубический метр – это тысяча литров, что нужно будет выкопать квадратный водоем со сторонами в 10 метров при глубине 4 метра, для чего придется извлечь 400 000 литров земли, то есть, если считать, что каждый литр земли весит 2 килограмма, всего 800 000 килограммов, а это потребует полутора лет работы одного профессионального землекопа. Для внутренней облицовки бассейна толщиной 0,25 метра и площадью 260 квадратных метров потребуется 65 кубических метров раствора весом в две тонны каждый, итого 130 тонн.
Ровно в тот момент, когда церковный колокол пробил половину седьмого, она покинула их и рысцой побежала дальше, оставив их ошеломленными виртуозным владением счетом, но крайне удрученными результатами подсчета.
Вечером за ужином Лу-Папе сокрушенно изрек:
– Куренок, это просто невозможно. Это затянется на три года!
– Мы могли бы нанять одного или двух рабочих?
– Я это принял в расчет, как и то, что там, наверху, дождь бывает не слишком часто, во всяком случае, недостаточно часто, чтобы наполнить такой большой водоем. Этот пик Святого Духа режет надвое грозовые тучи, надвигающиеся с горы Сент-Виктуар, так что дождь проливается дальше.
– Знаю, – согласился Уголен, – знаю… Подумаем, посмотрим…
Он печально заморгал глазами, поедая оладьи из кабачков…
В течение нескольких недель он больше не заговаривал о гвоздиках и уже готовился написать Аттилио горестное письмо, но Провидение пришло ему на помощь.
Одним теплым октябрьским утром на террасе фермы Розмаринов собрались несколько по-воскресному одетых мужчин. «Мудрейший» Англад сидел на парапете между Филоксеном и Кабриданом. Оба его сына разглядывали огромный ствол вьющейся над террасой виноградной лозы и, заикаясь, спорили о ее возрасте.
Кларий из Ле-Зомбре смотрел, покачивая головой, на заброшенные оливковые деревья… И наконец, перед открытым окном стояли трое: кузнец Казимир, Эльясен с Красной Макушки и второй Кабридан.
