– У себя? – легкий кивок на директорскую дверь. Я даже ответить не успела, да что там — я даже не моргнула, как троица дружно ввалилась в кабинет начальства, не соизволив постучать. Дверь захлопнулась, а мне почти отчетливо послышался щелчок закрывающегося замка.
Впервые я пожалела, что кабинет генерального звуконепроницаемый — меня гложили одновременно любопытство и страх. Ощущать страх за нового шефа было непривычно, едва ли не страшнее, чем представлять, как трое громил «разбираются» с руководством в его кабинете.
Я сидела, тупо уставившись на дверь, где-то в своих невеселых мыслях. Из которых меня вывел громкий писк селектора:
– Маргарита, принесите нам, пожалуйста, кофе, – привычным ровным тоном обратился ко мне Кирилл, выделив почему-то слово «пожалуйста». В последнее время генеральный был со мной вежлив, спокоен и не смотрел, как на червяка под ногами, так что это «пожалуйста» надо было, очевидно, как-то расшифровать. Но, увы и ах, шарады и логические задачки не были моей сильной стороной, да и перетрусила я изрядно, поэтому вместо того, чтобы задуматься над интонацией, встала и послушно пошла готовить кофе на четверых. Готовка заняла минут пять — один латте для Кирилла и три обычных черных, вряд ли у этих мордоворотов какие-то изысканные вкусы, тем более мне о них не сообщили. Достала поднос, выставила на нём чашки, поставила сахарницу и молочник, и спокойно пошла к директорской двери. Руки были заняты, на ручку пришлось надавить локтем — о щелкнувшем замке я даже как-то позабыла. Но, видимо, звук мне послышался — дверь послушно открылась, являя моему взору довольно жуткую картину: самый человекообразный из троицы с нечеловеческим выражением лица, в котором смешались ненависть, злоба и отчаяние, держал на прицеле моего начальника, спокойно стоящего перед ним во весь свой внушительный разворот плеч. Кирилл только хмурил темные брови, ничем иным не выказывая своего отношения к ситуации.
Как у меня поднос из рук не выпал от увиденного — не представляю. Но выдержка сработала только у меня и Кирилла, который даже головы в мою сторону не повернул, гипнотизируя взглядом своих визитеров, а вот мрачный тип с пистолетом от звука открываемой двери, видимо, дернулся, и очень неудачно — палец нажал на курок. А дальше всё было как в замедленной съемке, точь-в-точь как в фильмах, когда режиссер нагнетает обстановку приемом слоу-моушн. Будто на экране, я видела, как пуля меееедленно вылетает из дула, держа путь ровнехонько в директорскую грудь. Я даже испугаться и задуматься не успела — как была, с подносом, рванула вперед, по диагонали наперерез смертельному куску металла, и этим самым подносом, как заправский теннисист, отбила пулю в книжный стеллаж. Послышался звон разбиваемого стекла и посуды, чьи-то восклицания, а я ошеломленно стояла с пустым подносом в руках, тяжело дышала и смотрела на то, как трое амбалов испуганно пятятся к двери. Кто-то подхватил меня на руки, куда-то уложил, так что дальше всё происходящее я видела уже из горизонтального положения.
В голове шумело, в глазах слегка двоилось, к горлу подступала тошнота. Краем глаза я видела, как кто-то скручивает троицу — мне показалось, что это какая-то группа захвата: все в черном, огромные, перерыкивающиеся друг с другом. Кажется, их было четверо — трое вязали опасных посетителей, а четвертый о чем-то разговаривал с Кириллом, причем они были одного роста, схожим образом одетые и одинаково стоящие друг напротив друга, как отражения. Говорили на повышенных тонах, но до меня долетали лишь обрывки фраз:
– …вызвал её сюда? – рычало директорское отражение.
– …сам и следи за ней! – кричал в ответ Кирилл.
– …я ведь просил тебя, Кир! – не унималось отражение.
– …сам найди время, я не нянька!
– …Совет...
– …плевать...
– …ты думай, что говоришь, и кому!
– …я тебе помогаю, что ещё нужно?!
– …странно себя ведешь. Ты случаем...
– Хватит! Держи свои предположения при себе!
– Кир?
– Вали! И парней своих забирай — я сам со всем разберусь!
Ей богу — группа захвата в черном вместе с отражением Кирилла растворилась в воздухе! Под конец их эмоционального разговора тошнота и головокружение отступили, так что я была уверена — люди в кабинете были. Были — и сплыли, оставив после себя лишь профессионально повязанную троицу и гневно сжимающего кулаки директора посреди разгромленного кабинета. Внезапно мужчина решил обратить своё внимание на меня. Я сделала вид, что только-только пришла в себя, с любопытством осматриваясь по сторонам. Оказалось, что я лежала на диване, которого прежде здесь даже не замечала. Диван был черный, кожаный, но как ни странно удобный — лежа на нём, я чувствовала себя всё лучше и лучше. Не знаю, поверил ли моей пантомиме Кирилл, но подошел ближе, вглядываясь в моё лицо своими темными глазищами — я впервые заметила, что они, оказывается, карие, цвета горького шоколада. Присел на краешек дивана и — невиданное дело! – осторожно дотронулся до моего лица, касаясь лба.
– Как вы себя чувствуете, Маргарита? – голос ласкал слух, а уж от «эр» в имени меня буквально в дрожь бросило. Генеральный понял это по своему и взволнованно поинтересовался. – Вам холодно?
Я отрицательно помотала головой, не в силах оторвать взгляда от темно-карих глаз шефа. Мда, я, видно, разумом повредилась, если думаю о том, какие у него красивые глаза с длинными черными ресницами и мужественное лицо, которое не портит ни бледность, ни мрачное выражение с чуть нахмуренными бровями.
– Вам, наверное, лучше поспать — вы перенервничали, – проникновенно продолжил начальник, ласково проводя горячими пальцами от лба по виску до скулы. Мне казалось, что от подушечек пальцев к моей коже тянутся крошечные молнии, бьющие током — это было не больно, наоборот, волшебно-приятно и успокаивало мои расшатанные нервы не хуже Тимоши. Я хотела вновь отрицательно помотать головой — как же спать в такой ответственный момент! – но веки сами собой отяжелели, а я, будто ведомая чужой волей, провалилась в глубокий сон без сновидений. Последнее, о чем я успела подумать, так это о том, что Кирилл, определенно, маг-менталист — воедино сложились и ситуация с контрагентами, соглашающимися на все наши условия, и молнии-искорки на коже от его прикосновений, и магические отблески в глазах цвета горького шоколада, которые я заметила прежде чем погрузиться в сон.
***
Проснулась я... дома. В пижаме с оленями. Такая пижама у меня действительно была — Васька подарила на прошлый новый год, намекая на то, что ночью меня никто не видит и можно оставаться ребенком и в двадцать один год. На подарок я обиделась — вообще все намеки на мою отсутствующую личную жизнь были чертовски обидными. Так что пижама лежала на полке в шкафу, в самом дальнем углу, ни разу не надетая. И я бы по своей воле её никогда не надела!
Вечера четверга я не помнила вовсе — события вчерашнего дня заканчивались на диване в кабинете шефа. Не помнила, как попала домой, как раздевалась, умывалась... Пытаясь воскресить хоть какие-то воспоминания, я встала с кровати. Тапочек-панд, которые вообще-то представляли собой носки-нескользяшки, рядом с ней не оказалось — странность номер раз. Моя вчерашняя одежда висела в шкафу — каждая вещь на отдельной вешалке. Учитывая, что блузки я ношу исключительно свежие, после стирки, одна вещь в шкафу была лишней — странность номер два. Да и костюмы висят в другой стороне шкафа, полным комплектом, а не на разных вешалках — третья странность.
