— Мама, что с тобой? Если не хочешь возвращаться в село, то можем снять жилье и жить вместе в городе. Действительно, сколько тебе там горбатиться, убиваться возле своего хозяйства? Да и в дом постоянно нужно вкладывать средства, поддерживать его, что-то ремонтировать. Может, ну его, тот дом?
— Нет у меня, Ева, ни хозяйства, ни дома. Ничего уже нет!
— Как это?! Что ты такое говоришь, мама?
— Продала я дом, хозяйство и все деньги отдала Василию, еще когда жива была Раечка, — сказала Антонина Евгеньевна. — Часть денег пошла на лечение Раи, а остальные Васька потратил на себя, купил машину, если что и осталось, то он мне не отдал ни копейки. Извини, что не призналась в этом раньше, не хотелось волновать тебя.
Ева подошла к матери, обняла ее за худенькие плечи.
— Не стоит плакать, мама, — сказала она. — Что такое дом? Мы с тобой купим со временем квартирку, а Васька был гнилой изнутри, таким и остался. Бог ему судья! Наверное, он забыл или не знает о законе бумеранга.
— Ты права. Главное, что мы тебя вытащили с того света, — сказала женщина и смахнула ладошкой слезы.
Глава 39
В гостиной дома Лаурина Борисовича в глаза Еве бросилось пианино.
— Это Марии, моей покойной жены, — сказал мужчина, заметив взгляд Евы. — Вы играете на пианино?
— Да, — ответила она.
Ева подошла к пианино, коснулась пальцами клавиш — инструмент подал голос.
— Как давно я не слышала эти звуки! — произнесла она чувственно.
— Ева, вы сыграете нам? — спросил Наум. — Пожалуйста!
Ева присела, сыграла вальс.
— Я хочу спеть вам, Лаурин Борисович, в знак благодарности за то, что подарили мне жизнь, — сказала Ева. — Правда, без аккомпанемента.
— Просим вас! — Мужчина похлопал в ладоши.
Наум взобрался к отцу на колени, прижался к его груди. Мужчина обнял ребенка двумя руками, и Наум стал похож на обычного маленького мальчика, который хочет родительского тепла. Ева собралась и, положив руку на крышку пианино, запела. Она исполняла партию Аиды из одноименной оперы, которая была ею спета много раз на сцене оперного театра. Ева полностью окунулась в тот далекий мир, когда она жила сценой, когда перед ней были полные залы восхищенных поклонников и поклонниц ее таланта. Все ожило в памяти, как будто не было мучительных болей на больничной койке, чувства отчаяния и безнадежности, призрачной надежды и горечи от разлуки с любимым. Остались только она и голос, который звучал так же чувственно, как и раньше. Она снова жила и радовалась жизни.
Когда она умолкла, все присутствующие некоторое время пребывали под впечатлением услышанного.
— Браво! — Наум захлопал в ладоши первым. — Это было восхитительно!
Ева поклонилась и сказала:
— Мне очень приятно услышать похвалу в свой адрес от молодого ценителя!
— У вас прекрасный голос! — с восхищением произнес Лаурин Борисович. — Мне даже трудно представить, как после спектакля к вам ломились поклонники.
— Самое главное, что я не потеряла голос, — сказала Ева.
— Прошу всех к столу, — пригласил мужчина, — время ужина.
На стол уже успела накрыть Антонина Евгеньевна. Она испытывала неловкость от пребывания в роскошном доме. До этого ей не приходилось бывать в таких домах, и она переживала, что неправильно сервирует стол. Однако Лаурин Борисович поблагодарил ее и сказал, что все нормально, и женщина немного успокоилась. За столом все немного расслабились, ели не спеша, разговаривая о простых житейских вещах.
— У вас такой красивый и уютный дом! — заметила Антонина Евгеньевна.
— Бóльшую часть времени я провожу в городской квартире, — сказал мужчина, — сюда приезжаю в основном на выходные. Здесь очень тихо и места вокруг замечательные. Недалеко отсюда есть маленькое озерцо, на его берегах — вербы, и поэтому даже жара переносится легче.
— Здесь выше влажность, чем в городе, — вставил Наум.
— А вы, Ева, живете в квартире или в частном доме? — поинтересовался Лаурин Борисович.
— Я снимаю маленькую однокомнатную квартиру, — ответила Ева, — но мне ее хватает. Дома я бываю только по вечерам и тогда, когда нет гастролей.
— А вы, Антонина Евгеньевна, живете отдельно?
— У меня был свой дом в селе, а теперь я бездомная, словом, бомж, — ответила женщина и грустно улыбнулась. — Пришлось продать его, чтобы были деньги на лечение старшей дочери.
— Где же вы теперь будете жить? — взглянув на нее, спросил мальчик. — Не под мостом же?
— Нет, Наумчик, мы снимем с Евой квартиру и будем там жить, — ответила ему женщина.
После ужина Наум уселся за компьютер. Ева подошла к нему, спросила, что он ищет.
— Хочу расширить свои знания по оперному пению, — серьезно произнес он. — Какой у вас голос?
— Лирико-драматическое сопрано.
— Ева, вы можете прогуляться по усадьбе, а я немного поработаю, — сказал мальчик. Он посмотрел на Еву, мило улыбнулся и снова уставился на экран.
— Любишь работать в интернете?
— Иногда приходится. Если вы хотите узнать мое мнение по поводу того, что бумажная книга будет вытеснена электронной, то я думаю следующее: этого не будет, по крайней мере, в ближайшие лет сто.
Ева улыбнулась и оставила мальчика в покое. Антонина Евгеньевна хлопотала на кухне, а Лаурин Борисович предложил Еве прогуляться.
— Вечерние прогулки на свежем воздухе полезны всем, — сказал он.
Усадьба вокруг дома была хорошо обустроена.
— Я нанимал лучшего дизайнера, — объяснил мужчина, — согласовывал с ним проект. Там есть небольшой летний бассейн, весьма нужная вещь, особенно если в доме есть ребенок.
Ева шла рядом, держа мужчину под руку. Она ощущала его накачанные мышцы, его силу и думала о том, почему женщины предпочитают сильных, высоких мужчин.
«Наверное, потому, что создается ощущение защищенности от всех жизненных проблем», — думала она.
Они прохаживались аллейками, и у Евы на душе было так спокойно, как будто она знала этого человека много лет. Они не заметили, как перешли на «ты», и тогда разговор стал еще более непринужденным.
— Этот дом был построен еще до рождения Наума, — рассказал он. — Тогда моя жена Мария была беременна. Она погибла, и теперь мы с Наумчиком живем в этом доме вдвоем.
— Сколько ему тогда было?
— Два годика.
— Значит, он не помнит свою мать?
— Наум — своеобразный ребенок. — Мужчина улыбнулся при воспоминании о сыне. — Он доказывает, что помнит маму, хотя я сомневаюсь в этом. Мы все втроем ехали на машине, жена была за рулем, я — рядом с ней, сын — на заднем пассажирском сиденье, когда в бок машины врезался грузовик. Удар пришелся на сторону Марии… Я не спас ее, она умерла во время операции.
