— О чем я тебе только что сказал? Еще помнишь? Так вот для меня важнее ты. — Вадик взял ее за подбородок и потянул вверх. Легонько коснулся губами кончика Лонкиного носа. — Лапуля, проявляй гибкость, а то поломаю ненароком. Есть вещи, которые обсуждению не подлежат. Прими это как данность, без возмущений и других эмоций, спокойно. Как то, что небо голубое, а вода мокрая. Супранти?
— Супранти. — Кивнула неуверенно.
Разумовский отвез ее в Тракай; там нашел гида; терпеливо гулял с ней несколько часов вокруг и внутри замка. Он даже, поражаясь сам себе, бросил монету в «Колодец желаний» целя в заветный кувшин, загадав двух сыновей. И попал! Отчего потом радовался как мальчишка.
Счастливая Лонка, по дороге назад, жевала кибинай держа двумя руками и не было для него картины приятнее. Если в таких совместных поездках и заключается сакраментальная фраза «уделять внимание» — так он готов повторять это каждую неделю. И не обязательно дожидаться выходных!
Декабрь прошел тихо и спокойно. Жизнь наладилась. Так ему казалось. Ровно до того момента, пока не наткнулся на список плюсов и минусов касательно собственной персоны. Это была незамысловатая таблица из двух столбцов, написанная Илкой в блокноте, где она делала записи по работе.
Прочитав, у него вначале задрожали руки. Потом закипела голова. Удар был нанесен не по самолюбию, а по уверенности в себе. Он-то думал, что между ними нет недомолвок или неприятия, а оказалось — нет.
Пункты под отрицательным знаком напрочь вышибали из колыбели покоя, в которой находился до этого… Из всего выходило, что то, что удобно ему — Лонку… не устраивает!
Глава 24
А Илона действительно написала его, список этот. И не развлечения ради. Ей было некомфортно от многих вещей. Напрягал каждодневный скрупулезный отчет о том, что делала и куда ходила. Бесила просьба не гулять по городу без него, а так же недовольство из-за ее общения с Лаурой. Раздражал запрет на спиртное — теперь ей полагался максимум один бокал красного сухого вина вечером (которое она терпеть не могла!). Секс как ежедневная повинность тоже не воодушевлял. После той злосчастной ночи ей почему-то было тяжелее расслабиться, чем раньше. Живя фактически в замкнутом пространстве, выход из квартиры начала воспринимать как праздник. Разве это нормально? Радоваться так обыденным вещам? Пристрастилась вдруг ходить в церковь неподалеку. Нет, последнее не значилось в списке, но почему-то вызывало в душе тоску.
Из плюсов — забота, защита, внимательность, уверенность в том, что желанна. Она все еще до конца не понимала, любит ли ее Вадим или ему просто уютно с ней? А потому это слово стояло со знаком вопроса. Главным пунктом было: он мой. Просто и лаконично. Но на чаше весов сие играло самую важную роль, как ни странно.
Еще Лону очень смущали странные перепады настроения Разумовского. Периодически стала появляться некая натянутость, что ли. Она догадывалась, что это связано с его желанием ребенка, но до конца уверенности не было. Он, после начала очередных месячных, вдруг озаботился вычислением периода овуляции. Попросил измерять температуру. Там. Признаваться в том, что пьет таблетки, не хотела, а потому пришлось мириться и с этим.
Одним словом, несмотря на вполне положительный окрас их отношений, чувство неудобства присутствовало, затягивая все незримой душной пеленой. Вот так и появился список.
Вадик вернулся в тот день в обед. Пока Илона разогревала и накладывала еду, не обратила внимания на то, где он и чем занят. Поставила тарелку на стол и начала доставать приборы из кухонного ящика. За спиной раздался грохот. Разумовский смел рукой все со стола и бросил на него блокнот. Потом взял Илу за предплечье и подвел туда. Молча нагнул, уперев ее ладони по бокам от тетради, дернул вниз штаны.
— Пройдемся по пунктам, Малая?
…
В процессе схватил за кисти рук, заставив упереться лицом в написанное.
…
После, ткнул пальцем в таблицу и прошипел:
— Ты забыла дописать, что течешь от меня всегда. Даже сейчас.
Он ушел, бахнув за собой дверью. Вернулся часа через три. Без слов подхватил Лону и усадил на руки, лицом к себе. Прижал крепко.
— Вадим… где мой паспорт?
В ответ молчание.
— Верни мне его, пожалуйста.
Никакой реакции, лишь щурился напряженно. Минут через двадцать сказал негромко:
— Поменяй свое отношение к тому, о чем прошу, иначе зайдешь в тупик. Я не смогу измениться. И не отпущу. Даже не надейся.
Ее торкнуло не то, что он говорил, а как. Мольба на надрыве. Рычание раненного зверя. Ультиматум палача. В тоне голоса было все это вместе приправленное такой горечью, от которой кровь останавливалась.
— Дай мне немножко свободы. Я задыхаюсь, Вадь.
— Столько хватит? — измученно улыбнулся, показав большим и указательным пальцами в воздухе некий отрезок в несколько сантиметров.
— Не. Мало. Вот столько. — И она раздвинула его пальцы немного, втайне радуясь, что конфликт не вышел за пределы невозврата.
— Хорошо. Мы обсудим. — Он потянулся к ее губам и поцеловал. Нежно, ласково. Посмотрел прямо: — А теперь мне нужен честный ответ. Пообещай, что скажешь правду.
Ила подняла в удивлении брови и нерешительно ответила.
— Ну… хорошо. Обещаю.
— Ты кончила или… я не правильно понял?
Почувствовав, как кровь ударила в лицо, уткнулась ему в шею. По ходу бабушка Поля послала ей пламенный родственный привет. Стыдно-то как! Признать личный атавизм такого плана пока не могла.
— Я пойду на курсы литовского. Они по вечерам, три раза в неделю. И тебе придется мириться.
Разумовский отклеил ее от себя, заглядывая в глаза с лукавой улыбкой.
— Пользуешься моментом?
— А как же. С тобой, видимо, иначе нельзя.
— Окей. Но с условием, что я буду забирать тебя оттуда. И ты познакомишь меня с преподавателем. — Он опять ее обнял и поцеловал в волосы. Подышал, обдавая теплом, и видимо, все же решился: — Я тебя… не сильно? Нигде не болит?
— Нет. — Ответила и тут же сжалась, стесняясь.
Помолчав немного, предложил:
— Как на счет французской кухни?
Илона все еще конфузилась и краснела. Где взять сил, чтобы это выдержать, спрашивается? И как он понял?! Ведь сдерживалась!
— Не знаю. — Ответила, лишь потому, что молчание затянулось.
— Идем. Закажем тебе улиток. Возьмем двойную порцию — целых двенадцать штук! Будешь весь вечер жевать. Все как ты любишь. — Начал подтрунивать, пытаясь ее расшевелить.
— А ты? Лягушечьи лапки? Порций пять сразу?
— Фу, нет. Там отличный тартар из тунца.
— Прелестно. Мне, значит хрупать резиновые шарики, а себе дорогущую рыбу.
