— Может, проведем конкурс? — предложил Альберто. Его глаза загорелись. — И пригласим в жюри знаменитостей.
— Нет, — возразил Жан-Люк. — Никаких знаменитостей, никаких средств массовой информации.
Альберто вздохнул.
— Почему? — полюбопытствовала Хизер.
— Это будет скромное мероприятие для местных жителей, — перебил ее Жан-Люк. — И доход пойдет в местный фонд.
Она улыбнулась:
— Как это здорово, что вы хотите собрать деньги для школьного района. Спасибо.
Он пожал плечами:
— Альберто займется подготовкой.
Было как-то неловко слышать о своей щедрости, когда наделе он подкупал подрядчика и мэра, чтобы молчали о его магазине.
Шоу уже вызывало у него неприязнь, потому что после его проведения начнется его официальная ссылка. Магазин закроется, и уже навсегда. Альберто с манекенщицами вернется в Париж. Люди решат, что он тоже уехал, он будет скрываться в здании с двумя своими охранниками на протяжении долгих двадцати пяти лет. Как сможет он жить по соседству с Хизер, не поддавшись искушению ее увидеть?
— А вы не хотите продемонстрировать что-нибудь из своих моделей? — поинтересовался Альберто.
Жан-Люк пожал плечами:
— Это не имеет значения.
Ничто не имело значения перед перспективой двадцатипятилетнего заточения и без надежды видеть Хизер.
— Ладно, — продолжил Альберто. — Тогда мы с Хизер покажем наши модели местной… публике и посмотрим, что они выберут. — Бросив на нее вызывающий взгляд, он вышел из комнаты.
— Все хорошо? — Хизер приблизилась к Жан-Люку.
— Да.
Она пристально посмотрела на него и нахмурилась:
— У вас такой вид, будто только что потеряли лучшего друга.
Он вдруг понял, что она была недалека от истины. При худшем развитии сценария он потеряет Хизер в результате мести Луи. Но этого он не допустит. Он убьет Луи. Хотя Хизер, к несчастью, все равно потеряет. Он не мог ее просить разделить с ним его ссылку, пожертвовав двадцатью пятью годами жизни.
Значит, придется с ней расстаться. Он позаботится о том, чтобы ни она, ни ее дочь больше ни в чем не нуждались. На него накатила волна сильнейших эмоций, и Жан-Люк понял, что собирался сделать все это не из чувства долга или чести, а во имя любви. Он и не заметил, что в какой-то момент влюбился.
— Все хорошо, — заверил он. — Меня лишь тревожит, что до сих пор мы не нашли Луи.
— Я как раз хотела поговорить на эту тему. — Хизер вынула из кармана листок бумаги и протянула ему. — Фиделии приснилась одна картина, написанная маслом. Она находится в этом музее на окраине города. Служительница сказала, что не закроет его, пока мы не приедем.
— Тогда мы немедленно туда отправляемся. — Жан-Люк взглянул на бумажку и подвел Хизер к двери. — Куриное, ранчо?
— Да. Самое известное в Техасе. Только теперь из него сделали музей.
Они вышли в коридор.
— Сделали музей, посвященный курам?
Она рассмеялась.
— Это был дом терпимости.
— Ага. Мог бы и догадаться.
— Ну да. — Хизер поморщилась. — Интересно, а откуда это известно Фиделии?
Они вошли в демонстрационный зал, и Жан-Люк увидел, что Робби устанавливает под потолком камеру наблюдения. На уровне второго этажа. И делает это, к несчастью, без лестницы.
Чтобы Хизер не заметила, Жан-Люк схватил ее за плечи и отвернул от левитирующего Робби.
— Как… прошел день?
— Отлично. — Она робко улыбнулась. — И начался он с изумительного массажа.
Жан-Люк улыбнулся в ответ и взглянул на Робби. Шотландец, услышав их, спускался вниз.
— Мне понравились ваши эскизы.
Улыбка Хизер стала еще шире.
— Благодарю.
Робби уже стоял на полу.
— Возьми ключи, Робби. И принеси наши мечи. Мы отправляемся на охоту.
— И я с вами, — Хизер устремилась на кухню. — Я возьму у Фиделии пистолет, — крикнула она на ходу. — Не уезжайте без меня!
Робби нахмурился и покачал головой:
— Не слишком хорошая идея.
— Она поедет с нами, — объявил Жан-Люк и вышел за дверь, прежде чем Робби успел возразить.
Фонари по обе стороны от двери тускло освещали крыльцо. Жан-Люк обвел взглядом участок земли, отделявший его прибежище от шоссе. Никаких признаков движения он не обнаружил. Территорию внутри кольца подъездной дороги украшали кедры и группы карликовых пальм. Поблизости стояли припаркованные его «БМВ» и грузовик Хизер. Вдоль дороги он велел садовнику посадить дубы, но они еще были малорослыми и тонкими. К концу его двадцатипятилетней ссылки они вытянутся, разветвятся и станут красивыми.
— Вот вы где! — Хизер выскочила на крыльцо. — Я боялась, что вы уедете без меня.
— Я собирался, но понял, что у меня с вами есть одна проблема.
— И что это? — Она повесила сумку через плечо.
— Я не могу сказать вам «нет».
Хизер рассмеялась:
— Это не проблема.
— Проблема, если подвергает вас риску.
— Я и сама могу о себе позаботиться. Если помните, я объявила страху войну.
— Меня впечатляет ваша готовность встретиться с негодяем лицом к лицу. — Обняв за талию, Жан-Люк отвел Хизер в затемненную часть крыльца. — А взглянуть в лицо нашему взаимному влечению тоже готовы?
У Хизер расширились глаза.
— Не… стану отрицать, что оно есть.
— И усиливается день ото дня. По крайней мере у меня.
Хизер прислонилась к колонне.
— Все так быстро происходит.
— И вы думаете, что все это не по-настоящему?
— Нет, не думаю. Все так реально, что я боюсь обжечься.
— Я никогда не причиню вам боли. Намеренно.
— Я знаю. — Она положила руку ему на грудь. — Вы мне очень симпатичны, Жан-Люк, но я стараюсь не делать ошибок, о которых потом буду жалеть.
— Я понимаю. — Он уперся руками в колонну по обе стороны от ее лица. — Я сознаю, что не должен поддаваться соблазну. Но когда ты рядом, то ни о чем другом не могу думать, кроме как о том, как сильно хочу тебя. — Он поцеловал ее в лоб. — Я постоянно думаю, как же хорошо держать тебя в объятиях, какая ты милая и сладкая. — Он поцеловал ее в щеку. — Ты помнишь наш первый поцелуй? В парке?
Уголок ее рта дрогнул.
— Поцелуй? Какой поцелуй? Разве мы целовались?
— Ты таяла в моих руках. Стонала. Пробовала меня языком.
