8 января 1772 года двор переместился во дворец Кристианборг, и заговорщики решили, что приспела пора действовать. 15 января в резиденции вдовствующей королевы были тщательно обсуждены все детали переворота. 16 января в придворном театре дворца Кристианборг должен был состояться традиционный бал-маскарад, который участники заговора сочли наиболее удобным отправным моментом для осуществления своих планов.
В 4 часа утра 17 января были арестованы Каролина-Матильда, Йоганн-Фридрих Штруэнзее и Эневольд фон Брандт. Рантцау лично отвез королеву вместе с маленькой дочерью в замок Кронборг в Эльсиноре, где ее поместили под строжайший надзор тюремщиков. Сопровождать ее разрешили только фрейлине Мёстинг, которая была настроена весьма скверно по отношению к своей повелительнице. Позднее для прислуживания к королеве было приставлено еще несколько придворных из числа тех, кто откровенно ненавидел ее. Хотя Штруэнзее приобрел свою неограниченную власть исключительно манипулированием слабовольным и психически нездоровым королем, Каролина-Матильда представляла собой его мощного союзника. С ней нельзя было не считаться, а потому надо было изолировать и ее.
Рано утром вдовствующая королева Юлиана-Мария явилась к королю Кристиану и то ли заставила его, то ли убедила подписать заранее заготовленные ордера на арест Каролины-Матильды, Штруэнзее и Брандта, т.е. фактически именно она оказалась центральной пружиной осуществления заговора. Выписанные вдогонку событиям ордера фактически узаконили уже произведенные аресты. Не удивительно, что Юлиану тут же принялись прославлять в прессе, сравнивая ее с такими героическими персонажами Библии, как Эсфирь, Девора и Юдифь
9. Короля вынудили подписать письмо с благодарностью за то, что Юлиана-Мария спасла его. Далее Кристиана посадили в золоченую карету и вместе с его сводным братом, принцем Фредериком, провезли по Копенгагену, где толпы народа восторженно приветствовали их. Вечером в городе учинили праздничную иллюминацию по случаю падения Штруэнзее.
Реформатора заключили в Цитадель Копенгагена, некогда служившую защитой порта. В темнице его приковали цепью к стене, и за ним был установлен круглосуточный надзор как за особо опасным преступником. Ему сразу же предъявили главное обвинение: узурпацию королевской власти в нарушение вышеупомянутого «Закона об абсолютной королевской власти» и оскорбление его королевского величества, относившиеся к разряду тяжких преступлений и подпадавшие под наказание смертной казнью. Впоследствии к ним присовокупили еще подстрекательство фон Брандта на насилие в отношении короля, жестокое обращение с наследным принцем, а также неправедное личное обогащение и потакание своим ставленникам. 20 февраля начались допросы. Вначале Штруэнзее не признавал ничего по поводу близких отношений с королевой, поскольку считал, что власти все-таки не осмелятся подвергать ее судебному преследованию. Однако, когда его приперли показаниями свидетелей из окружения королевы, включая уже упомянутую выше фрейлину Элизабет фон Эйбен, он сдался и 25 февраля письменно признал преступную связь, утверждая, впрочем, что не разделял страсть королевы. Когда Каролине-Матильде показали это признание, она не стала упираться. Полностью сокрушенная ужасными событиями женщина подписала заранее приготовленный для нее документ и приняла большую часть вины на себя, надеясь таким образом спасти любимого человека. Кстати, английский дипломат Роберт-Мюррей Кит, потрудившийся ранее посланником в Вене и в 1758–1762 гг. в Санкт-Петербурге, который впоследствии занимался урегулированием дальнейшей судьбы разжалованной королевы, до конца жизни сомневался в подлинности этой подписи, полагая, что ее вырвали у несчастной женщины путем либо шантажа, либо угроз.
Когда Штруэнзее почувствовал, что дела его принимают дурной оборот, он 14 апреля составил основательную записку в свою защиту, где аргументированно оправдывал свои действия, вменяемые ему теперь как преступления. Он утверждал, что поступал исключительно сообразно воле короля и единственно из благих соображений, во имя пользы государства и народа. Естественно, записку эту никто не стал принимать во внимание. Его обвиняли в том, что он, неопытный обыватель, вознесся над министрами, годами исполнявшими свои обязанности в этой должности, и, заняв пост «тайного министра кабинета», стал деспотом в нарушение «Закона об абсолютной королевской власти».
21 апреля начался судебный процесс над Йоганном-Фридрихом Штруэнзее и Эневольдом фон Брандтом, а уже 25 апреля обоим был вынесен смертный приговор. Обвиняемые подлежали отсечению правой руки, обезглавливанию, вырыванию внутренностей и четвертованию. Жестокостью приговора были потрясены даже враги осужденных. Начались приготовления к казни, которая должна была состояться за городскими воротами. Возникли трудности с возведением эшафота и изготовления колеса для четвертования. Никак не могли найти плотников, согласных на эту работу, и только путем угроз пытками и тюремным заключением удалось заставить рабочих соорудить эшафот, колеса же сняли со старых карет.
В день казни, 28 апреля, обоих заключенных, вопреки обычаю, доставили к месту казни не на позорной тележке, а в карете. Поглазеть на такое из ряда вон выходящее зрелище собралась толпа количеством около 30 тысяч человек. Штруэнзее пришлось стать свидетелем казни друга, а затем он сам поднялся на эшафот. Ему сначала отрубили правую руку, а затем, лишь с третьего удара, палачу удалось отсечь ему голову. Никто не счел нужным известить о казни Каролину-Матильду, но она впоследствии делилась с близкими ей людьми, что в тот день сердцем ощутила потерю любимого человека.
После казни ликующая толпа бушевала на улицах Копенгагена, громя бордели, ибо в народе покойный реформатор приобрел репутацию защитника проституции. Отсеченные головы казненных надели на пики, расчлененные тела выставили на колесах на месте казни, где они и пробыли два года, пока кости не начали падать на землю. Останки были собраны в ящик, но дальнейшая судьба их неизвестна. Некоторые историки считают, что они все-таки находятся в подземном склепе церкви Св. Петра в Копенгагене, иные называют церковь в поместье младшего брата Штруэнзее или имении родственников фон Брандта – его брату удалось сделать успешную карьеру при датском королевском дворе.
Некоторые источники приписывают вдовствующей королеве Юлиане-Марии следующие слова, произнесенные ею после казни Штруэнзее и фон Брандта: «Единственное, что портит мне сие удовольствие, так это то, что я не смогла увидеть труп Каролины-Матильды на тележке для казненных». Однако, учитывая чрезвычайную осмотрительность Юлианы-Марии в отношении своих высказываний, ведения дневника и написания писем, она вряд ли стала бы столь откровенно проявлять свои чувства.
В Европе казнь двух реформаторов вызвала большие толки, мнения по поводу ее обоснованности были самые разные, но все единодушно сочли ее чрезмерно жестокой. Историки по-разному оценивали деятельность Штруэнзее в Дании, но постепенно более или менее сошлись во мнении, что он, безусловно, был идеалистом, но проводил свои реформы в совершенно деспотичной манере.
