Мориц не был создан для семейной жизни, и совместное существование в очаровательном дворце живописного поместья жены Шёнбрунн быстро осточертело ему. Мало того, что он быстро практически забросил свою супругу, к тому же в поразительно короткий срок растратил ее огромное состояние. Деньги уплыли частично на содержание пожалованного ему отцом полка, частично – на целый полк любовниц, ибо, как имел обыкновение говаривать будущий маршал Франции, «ничто так не поддерживает храбрость, как разнообразие, не позволяющее поддаваться скуке». Поэтому он постоянно находился в отлучке, а Иоганна-Виктория была вынуждена в одиночестве страдать от тяжелой беременности. Рождение сына Августа-Адольфа в январе 1715 года не принесло ей радости, ибо младенец через несколько дней скончался.
При первой же возможности Мориц отправился на войну. Когда военные действия окончились и ему пришлось вернуться к жене, он продолжал вести, как тогда это называлось, рассеянный образ жизни, который мог позволить себе исключительно благодаря средствам супруги. Вскоре толпа кредиторов осадила молодую женщину, превратив ее жизнь в сущее мучение. Когда ей стало совсем невмоготу, она сбежала к своей свекрови и некоторое время прожила у нее в приюте для высокородных дам в Кведлинбурге. Однако отношения с Авророй у нее не сложились. Графиня фон Кёнигсмарк написала Августу Сильному письмо, в котором обвиняла невестку в распутном поведении. В то же самое время Иоганна-Виктория не хотела расставаться с любимым мужем и всячески старалась вернуть его.
Однако ее порывы восстановить семейную жизнь были нарушены как полнейшим нежеланием супруга, так и политической обстановкой. Польша прекратила военные действия, ей более не нужна была большая армия, и первым подпал под ликвидацию полк Морица. После очередной ссоры с отцом он принял решение поступить на службу к французскому королю Людовику ХV и уехал в Париж.
Жизнь в Париже
Выражение «поступить на службу к королю Людовику ХV» в действительности выглядело слегка по-иному. Тут следует напомнить, что в ту пору королю, родившемуся в 1710 году, исполнилось всего 10 лет и Францией до его совершеннолетия управлял регент, герцог Филипп Орлеанский (1674–1723), племянник Людовика ХIV. Природа наградила его многими ценными качествами, он был отважным воином, мудрым государственным деятелем, умным, просвещенным человеком, знатоком искусств и поклонником наук, простым в обращении, невзирая на свое высокородное положение. Тем не менее до последнего времени он считался всего-навсего самым распутным правителем французского королевства. В наше время пересмотра всех и всяческих ценностей прошлого историки взялись за нелегкий труд удалить этот постыдный ярлык и воздать должное регенту Филиппу Орлеанскому как достойному государственному деятелю. Задача перед ними стоит, прямо скажем, тяжкая: в исторической литературе термины «регент» и «регентство» настолько тесно ассоциируются с понятиями «распутник» и «разврат», что только людям, специально интересующимся этой фигурой, удастся оценить неординарные способности герцога Орлеанского.
С раннего утра до пяти часов дня регент с полной отдачей погружался в государственные дела. После пяти часов и визита к своей семье регент становился недосягаем для чиновников и запирался в своих покоях в Пале-Рояле, куда на его знаменитые ужины стекались близкие друзья герцога Филиппа и слетался целый рой ветреных женщин, от танцовщиц Оперы до самых знатных дам. Распитие токайского и шампанского быстро перерастало в совершенно фантастические оргии, легенды о которых ходили по всему королевству. В них принимала участие и любимая старшая дочь регента, герцогиня Элизабет Беррийская, что давало пищу сплетникам для упорных обвинений Филиппа в кровосмесительной связи с ней. Алкоголизм и неумеренность в любовных утехах свели эту красавицу в могилу в возрасте всего 25 лет. Не углубляясь в подробности личной жизни Филиппа Орлеанского, которая не является предметом этой книги, достаточно упомянуть, что он через каждые восемь дней менял очередную любовницу. Кое-кому, как, например, графине Мари-Мадлен де Парабер, натуральной нимфоманке, неутомимой королеве знаменитых оргий, или красавице Софи д’Авернь, выкупленной у мужа за крупную сумму денег и патент на звание капитана гвардии, удавалось задержаться и на более длительное время.
Однако это совершенно не означало, что они безраздельно царили в сердце герцога Филиппа. Как писали современники, регент «любил запрягать пару», и параллельно с основной любовницей в его жизни непременно присутствовало еще какое-то мимолетное увлечение.
Именно к регенту в первую очередь отправился на аудиенцию Мориц Саксонский. Филипп Орлеанский уже был наслышан о подвигах молодого воина и выразил свое удовольствие по поводу того, что Мориц желает отдать свою шпагу на службу Франции. После аудиенции у десятилетнего короля в августе 1720 года было получено высочайшее разрешение на поступление на военную службу в звании, эквивалентном полковнику, подтвержденное соответствующей грамотой.
Итак, Мориц купил патент командира пехотного немецко-шведского полка у графа де Спарра и занялся его формированием в соответствии с собственным опытом, накопленным за время военной службы. С той поры этот полк именовали «пехотой Сакса», он состоял из восьми рот, в его составе почти не было французов. Большинство составляли нижние чины из самых разных немецких государств, служили также венгры, богемцы, голландцы, фламандцы, поляки и швейцарцы, в основном протестанты. Позднее, когда участие в военных действиях сильно потрепало этот боевое братство, к ним добавились даже татары и валахи, одна рота состояла целиком из африканцев или их потомков (и носила название «белой» по цвету ее знамени). Рабочим, или, скорее, служебным, языком был немецкий. Мне трудно сказать, был ли этот воинский коллектив прародителем Иностранного легиона, но уж точно являл собой зародыш самой идеи. Средств на формирование полка катастрофически не хватало, и Мориц вытянул из отца разрешение продать свой удел Скёлден в Саксонии. Деньги уплыли все, до последнего денье, что поставило финансовые дела графа на грань банкротства. Поняв, что мужа не вернуть, и не без наущения родственников, жена Морица потребовала развода на основании того, что муж растратил ее состояние. В марте 1721 года Верховная консистория удовлетворила ее требование, оставив за ней право на вторичный брак. Иоганна-Виктория не стала медлить и вскоре обрела себе и нового мужа, и сына.
Мориц, высокий, широкоплечий, привлекательный, источавший обаяние сильной личности, окруженный ореолом славы своих воинских успехов, романтической репутации родственников (амурные истории его дяди, графа фон Кёнигсмарка, и матери в Европе еще не стали достоянием Леты), пользовался в Париже громким успехом, в особенности среди дам. Он обладал недюжинной силой, подобно отцу гнул руками подковы и сворачивал штопором гвозди. Диапазон его похождений был широк: от Луизы-Элизабет де Бурбон, принцессы де Конти, внучки Людовика ХIV и мадам де Монтеспан
2, жены желчного, ревнивого горбатого принца, до жизнерадостных хористок и танцовщиц из Оперы. К тому же он сразу стал желанным гостем на знаменитых ужинах герцога Филиппа Орлеанского в его дворце Пале-Рояль и на так называемых «праздниках Адама» во дворце Сен-Клу, где в парке на берегу реки, освещенном огнями роскошной иллюминации и фейерверка, приглашенные танцевали совершенно обнаженными и соревновались в том, кто примет наиболее похотливую позу. Но, в конце концов, у Морица завязалась более или менее прочная связь с премьершей театра «Комеди-Франсез», несравненной Адриенной Лекуврёр (1692–1730), по которой сходил с ума весь Париж.
