Отношения между королем и Сен-Симоном отнюдь не были безоблачными. Молодой человек не гнушался водить шашни со «шлюхами». Именно это слово король употреблял в письме к Ришелье от 25 июля 1634 года. Похоже, вследствие того, что король возвел молодого человека в герцогское и пэрское достоинство, тот стал обращаться со своим благодетелем с пренебрежением и высокомерием, точно так же, как поступал до него Баррадá и после него Сен-Мар. В письме Ришелье от 3 июня 1635 года Людовик пишет, что не может более переносить Сен-Симона, который «постоянно подкалывает» его, и намерен отправить наглеца для науки в армию, дабы тот вымещал свою смену настроения на врагах. В то время военные действия шли в Испанских Нидерландах. По прибытии туда Сен-Симон весьма оскандалился, ибо потребовал себе часть добычи, захваченной у испанцев в результате битвы при Авене 20 мая 1635 года, в которой не участвовал. Это возмутило как короля, так и Ришелье. Чем больше король осыпал своих фаворитов званиями и деньгами, тем меньше проявляли они признательность и уважение по отношению к нему. Этим юнцам, ослепленным своим возвышением, требовалось испытать унижение немилости, чтобы отрезвиться. В первом письме, которое Сен-Симон прислал из Блейе кардиналу Ришелье, он обещал исправиться и забыть все свои обиды и досаду.
Платонические фаворитки
Тут следует упомянуть, что королева Анна все это время испытывала полное пренебрежение со стороны своего супруга. Опала этой молодой и красивой женщины была вызвана целым рядом стечения обстоятельств: тут и неудачи с рождением ребенка (в 1630 году у нее случился четвертый выкидыш), и интриги Ришелье, который якобы преследовал ее своей любовью, но был упорно отвергаем, и вечная подозрительность и ревность короля, резко обострившаяся в связи с неприкрытыми проявлениями бурной страсти к его супруге со стороны английского герцога Бекингема. К тому же было раскрыто несколько заговоров, в которых королева то ли участвовала, то ли знала об их существовании и предпочла промолчать, – точно этого доказать не удалось. Сущность всех их сводилась к тому, что Людовик либо скончается от преследовавших его болезней, либо будет умерщвлен, а на трон взойдет, женившись на Анне, его брат Гастон Орлеанский. Надо сказать, что пружиной большинства этих комплотов была все та же герцогиня де Шеврёз, люто возненавидевшая как короля, так и его первого министра. Зато было неоднократно с убедительными свидетельствами доказано, что во все эти заговоры охотно вступал Гастон, которого Людовик за время своего правления был вынужден прощать шесть раз. Положение Анны не облегчил даже полный разрыв между Марией Медичи и Людовиком, завершившийся в 1631 году отъездом королевы-матери за границу, более смахивавшим на побег (она скончалась в 1642 году в Кельне, забытая и брошенная всеми, кроме П.-П. Рубенса, предоставившего ей домик для проживания). К тому же обострились отношения с Испанией, вылившиеся в войну. Напомним, что там правил брат Анны, Филипп IV, что дало повод обвинить ее в шпионаже в ущерб Франции, опять-таки с целью завладеть французским троном. Так что король был настолько обозлен на супругу, что практически перестал общаться с ней, а с 1630 года завел себе еще и платонических женщин-фавориток.
Этого странного явления никто не ожидал, ибо известна была некая неприязнь, которую король буквально с детских лет питал к женскому полу. Буквально ни для кого не составляло никакого секрета, что он совершенно не переносил вид женской груди, а отсюда глубоких декольте. Известно несколько таких случаев, которые описали современники. Как-то король проезжал через Дижон, и горожане устроили ему торжественный обед. Некая предприимчивая молодая особа в туалете с откровенным декольте устроилась за столом напротив короля. Тот старался не смотреть в ее сторону и даже опустил поля шляпы, затем напоследок, набрав в рот вина, с силой выплюнул его на грудь женщины. Накануне там же некая бойкая дама пыталась уговорить гвардейца из королевской охраны разрешить ей приблизиться к королю. Тот вроде бы был склонен допустить ее, но, обратив внимание на нескромный вырез ее платья, настоятельно посоветовал ей:
– Либо прикройтесь, либо уходите, мадам. Королю вы не понравитесь. Вам должно быть известно, что подобное оголение ему не по вкусу.
Известно, что король не знал иных женщин, кроме своей супруги, да и то исполнял в этом смысле скорее свой государственный долг, нежели действовал по влечению страсти. Тем не менее при дворе кое-кто еще считал возможным перевесить влияние кардинала Ришелье, подсунув Людовику настоящую любовницу. Однако король расстроил все планы подобных заговорщиков, сделав своими чисто платоническими фаворитками сначала Мари д’Отфор (1616–1691), а затем Луизу-Анжелику де Лафайет (1618–1663).
Бабка Мари, мадам де Лафлотт-Отрив, воспитательница дочерей Марии Медичи, пристроила внучку ко двору, когда ей было всего 12 лет. Королева-мать зачислила ее в штат своих фрейлин. Девушка рано стала выделяться своей красотой: «огромные голубые глаза, полные огня, белые ровные зубки (напомним, что в век полного отсутствия стоматологов хорошие зубы были редкостью), а лицо кровь с молоком, подобающие красивой блондинке». Впервые эта барышня бросилась в глаза королю весной 1630 года во время пребывания двора в Труа, и король обратился к своей матери с просьбой разрешить ему служить этой даме и беседовать с ней, тут же подчеркнув, что не питает никаких дурных замыслов на ее счет. Это было настолько неожиданным для Марии Медичи, что лицо ее натуральным образом побагровело. Она довольно нескладно пробормотала, что и не подозревает сына ни в каких дурных замыслах, тем более в ее доме, а его величеству и так вольно служить дамам и беседовать с ними, как это дозволено всем прочим придворным.
После этого король часто удостаивал девицу беседами, наносил ей визиты, стал проявлять более внимания к своей одежде и выбирать для нее те же цвета, которые носила она, – старинный рыцарский обычай. Разговаривал он с ней об охоте, собаках и птицах, причем после каждого разговора подробно записывал сказанное им и ответы девушки. Таких записей набрался целый ящик, который и был обнаружен после его кончины. Можно представить себе, как это смешило столь молоденькую барышню, почти подростка, о чем она со смехом рассказывала горничной Анны Австрийской; ее также потешало то, что король не осмеливался приблизиться к ней. Об отношениях короля со своими платоническими возлюбленными красноречиво свидетельствует «сцена с пинцетом».
Как-то осенью 1631 года король появился в дамском обществе в тот момент, когда Мари д’Отфор читала поданную ей записку (красивая девушка не испытывала недостатка в поклонниках). Людовик нахмурился и потребовал, чтобы она показала письмецо ему. Мари отказалась и спрятала бумажку в корсаже. Присутствовавшая там Анна Австрийская схватила девушку за руки, чтобы та не могла защищаться, и со смехом предложила супругу поискать письмо. Тот не без некоторого колебания взял серебряный пинцет и погрузил его между грудями Мари, надеясь ухватить бумагу. Затем, осознав, что выглядит настоящим посмешищем, убрал пинцет, так и не обнаружив записку.
Весьма показательна и другая история. Король попросил придворного аббата Буа-Робера (имевшего такую репутацию гомосексуалиста, что получил прозвище «Бургомистр Содома») написать текст на сочиненную лично им музыку. Будучи типичным подхалимом, аббат взял в качестве темы симпатию короля к Мари д’Отфор. Прочитав стихотворение, король заявил:
