6.3. Прыжок к энергоэффективности и его последствия
Еще одной отличительной чертой этого кризиса стало активное обсуждение в формате МЭА планов сокращения импорта углеводородов на средне- и долгосрочную перспективу, начавшееся еще до окончания кризиса. В неразберихе 70-х годов, когда за пять лет в США, например, было принято три энергетических программы, какие-то конкретные цифры так и не были согласованы, хотя речь об этом и велась. Принимаемые в 1979–1980 годах показатели носили индикативный характер: агентство не имело рычагов проведения их в жизнь в обход национальных правительств, тем более оно не могло указывать, какие способы государства должны выбирать для достижения поставленных целей. В этой связи именно изучение практической реализации этих добровольных обязательств отдельными странами – участницами МЭА очень продуктивно для понимания специфики энергетических подходов США и ЕЭС после второго нефтяного кризиса.
Общий фон дискуссий в рамках МЭА формировался вокруг следующих противоречий. Во-первых, имелись противоречия между США, Великобританией, Нидерландами и Норвегией, которые имели обширные запасы собственных углеводородов и начали разрабатывать их особенно активно после кризиса 1973 года, и остальными странами Европы. Во-вторых, существовало противоречие между внутренней энергетической политикой США и нормами МЭА. У европейских участников агентства были большие претензии к Вашингтону по снижению энергопотребления, повышению энергоэффективности и, самое главное, по ценовой политике. Даже несмотря на меры, принятые администрацией Картера, энергопотребление в США почти в два раза превышало показатели Европы. Так, показатель потребления электроэнергии на душу населения в 1979 году в США был 1,12 против 0,52 в ЕЭС. Средний расход топлива на 100 км пробега в Новом Свете достигал 10 л, а в Дании и Нидерландах – 8,6 и 8,8 л соответственно.
Несмотря на Боннские обещания президента Картера, с правительственным контролем над ценами в 1980 году было «покончено» лишь частично под предлогом ухудшения экономической конъюнктуры. В такой обстановке даже Великобритании, самому лояльному партнеру, было нелегко брать сторону США в дискуссиях с коллегами по ЕЭС. Как заметил британский министр энергетики Д. Хаувелл в личной беседе со своим американским коллегой Ч. Дунканом, Лондону «было бы гораздо проще получить серьезную поддержку предложениям США <…>, если бы цена на галлон
бензина в Америке не была на 70 % ниже, чем в Европе»
. Показательно и примечательно, что подписание указа об отмене правительственного контроля над ценами на нефтепродукты стало первым действием Рональда Рейгана в новой для него роли хозяина Белого дома
.
Средне- и долгосрочные энергетические программы МЭА ориентировались на следующие даты: 1981, 1985 и 1990 годы. По результатам саммита «Большой семерки» в Токио в 1979 году были определены среднесрочные цели по сокращению импорта до 1985 года. Страны ЕЭС взяли на себя обязательства не превышать в 1985 году размеры импорта 1978, а Вашингтон обещал выйти на уровень 1977 года. Эта цифра составляла 8,5 мбд, но вскоре она была снижена президентом Картером до 8,2 мбд, о чем он заявил в обращении в Канзасе 16 июля 1979 года – полсуток спустя после своей самой знаменитой речи по энергетической тематике, названной «Кризис веры»
. Всего же общий уровень импорта для стран – членов МЭА должен был составить 26,2 мбд к 1985 году, однако уже в 1980 году эта цифра была пересмотрена в сторону понижения до 22 мбд
.
18–22 мая 1980 года состоялась встреча правления МЭА, на которой была принята долгосрочная энергетическая программа стран-потребителей: к 1990 году совокупный импорт нефти в страны – члены МЭА не должен был превышать 18–19 мбд
. 22–23 июня 1980 года прошел очередной саммит «Большой семерки» в Венеции – «хорошо подготовленное, успешное мероприятие, прошедшее в обстановке гармонии». В официальной повестке дня нефтяная проблема значилась как основная, но она оказалась в итоге «заглушена» обсуждением афганской проблемы. Центральная сессия началась с выступления премьер-министра Японии, который, отдавая дань тому месту, где проходил саммит, обратился к своим коллегам со следующей фразой: «Мы все в одной гондоле». Лидеры семи развитых стран подтвердили решение сократить к 1990 году долю нефти в энергетическом балансе с 53 % до 40 %. Также была поставлена весьма амбициозная задача по интенсификации использования топлива: соотношение между темпами экономического роста и темпами роста энергопотребления должно было сократиться до 0,6. Там же впервые был поставлен вопрос о разработке мер по предотвращению «импульсивного поведения» рынка в условиях близких к кризису (sub-crisis management)
.
Сокращение импорта в 1985 году планировали выполнить за счет влияния на динамику спроса – именно поэтому изначально во всех официальных коммюнике этого периода делался большой акцент на аспект энергосбережения. Так, в США уже после начала второго энергетического кризиса были введены обязательные стандарты энергоэффективности для производителей автомобилей, увеличены ассигнования на развитие солнечной энергетики
, учрежден отдельный орган, который должен был отвечать за разработку новых видов топлива – Корпорация синтетического топлива. Финансирование корпорации осуществлялось за счет средств, полученных правительством с нововведенного налога на сверхприбыль нефтяных компаний, переживавших в 1979–1980 годах невиданный бум
. Корпорация должна была реализовать проект по производству 2 мбд синтетического топлива через 5 лет после своего создания. В рамках МЭА также были приняты директивы по развитию атомной энергетики, добычи угля, по технологиям производства синтетического топлива. Еще на Токийском саммите 1979 года была создана Международная энергетическая технологическая группа, преобразованная в 1980 году в Группу высокого уровня по коммерциализации энергетических технологий, из самого названия которой ясна сфера ее компетенции
.
Однако решения МЭА и «Большой семерки» стали корректироваться сразу же после принятия. Не в последнюю очередь это было связано с улучшением обстановки на нефтяном фронте, ибо выяснилось, что война между Ираном и Ираком, ужасающая по кровопролитности, не обернулась катастрофой для рынков. Но основные изменения произошли в плоскости политической экономии, и они были связаны с приходом к власти в США Рональда Рейгана.
Если администрация Картера смотрела в одну сторону с Европой в отношении путей выхода из плена нефтяной зависимости – за счет стимулирования энергосбережения, то Р. Рейган верил в то, что бизнес, а не дорогие федеральные программы вернут былую Америку, землю нескончаемых богатств, бесконечного экономического роста и неограниченного потребления. «Не правительство обеспечивает экономический рост, а народ. Все, что может сделать правительство, это поощрить людей полнее использовать их предприимчивость и оживить в них дух предпринимательства, а потом просто уйти с дороги и не мешать»
, – заявлял президент, мечтавший вернуть веру в безграничность роста. Отчасти Р. Рейган был прав, поскольку, как отмечает ряд исследователей, бурная деятельность Дж. Картера в энергетической сфере стала превышать возможности политического истеблишмента гарантировать эффективную реализацию предлагаемых мер. Так, как влиятельнейший сенатор Ч. Берд жаловался, что для проведения в 1980 году публичной кампании по энергосбережению ему пришлось получать разрешение у пяти различных комитетов
.
