– Костя, – перебила я его, – открой, пожалуйста окно. А то меня тошнит.
– Не стоит так волноваться, дорогая, – возразил он, – ведь кондиционер работает!
Ага, вот меня сейчас от него и вырвет.
Мы так мило спорили, словно ехали на прогулку, а не к месту моего убийства. Он все-таки открыл окно, видно исполняя последнюю волю приговоренной.
– Итак, я видел, что мать сама роет себе яму, после такой выходки ей был один путь в тюрьму. Но я не стал ее останавливать, потому что на тот момент полностью пересмотрел свое отношение к ней. Да, конечно, своими действиями она нарушала мои планы в отношении тебя. Но я решил еще раз проверить свою теорию судьбоносности. И знаешь, она прекрасно работала. Мать подменила твой стаканчик, но ты его опрокинула и яд, достался Анфисе. Что и требовалось доказать! Карать или миловать выпало на мою долю, и никто, даже мать не могли что-либо изменить.
Я слушала его маразматические речи и лихорадочно думала, как от него сбежать. Как назло, мы проезжали светофоры на зеленый свет. А перед тем, как остановились, он вытащил пистолет и ткнул мне его в бок. В какой момент размазня Костик сделался супершпионом китайский разведки? Вот вопрос века. Еще немного, и мы выедем из города. До поста мы не доедем, он свернет на объездную, а там существует неказистая гравийка, которой сейчас уже никто не пользуется. Костя поедет по ней, тут не надо быть семи пядей во любу или обладать экстрасенсорными способностями. Так что с милицией встретиться шансов практически не остается!
– Знаешь, Костя. Твои теории яйца выеденного не стоят, потому что я умирать не собираюсь! – неожиданно зло сказала я. – Вот посмотришь, ничего тебе не удастся. Ты считаешь, что я виновата в каких-то там грехах. Но это все фикция! Когда я собиралась за тебя замуж, то намеревалась прожить с тобой до самой смерти в любви и согласии. Я тебя уважала и преклонялась перед твоей гениальностью. Я никогда тебе ни с кем не изменяла, пока считалась твоей невестой! Прости, но это ты хлопнул дверью и наговорил каких-то гадостей, оставив один на один с проблемами. Ты повел себя в моих глазах, как последний урод, как предатель. Я же тогда не знала, что это ты убил Жаткина!
Костя казался удивленным оттого, что у меня хватило наглости на него повысить голос. Он засопел и занервничал, ведь начиналась дискуссия, которую он вел все это время то в своем воображении, то сегодня уже со мной, но обезмолвленной скотчем. Теперь я начала возражать, а ему никогда не нравилось, когда кто-то не соглашался с его умозаключениями. Я же решила, что его надо завести, а потом будь что будет. Надо было изменить ситуацию, раз ничего не происходило само по себе и не упустить шанса освободиться.
– И потом, – заорала чуть громче, чем следует, – а с чего это ты решил, что в праве карать и миловать по своему усмотрению? Ты кто, господь бог? Вы окончательно свихнулись со своей мамашей, если решили, что вам все сойдет с рук! Вас все равно поймают и посадят!
– Заткнись! – тоненько завизжал он. – Заткнись, шлюха! Я тебе слова не давал. Иначе пристрелю!
От злости он едва сумел вписаться в нужный поворот, машину занесло, я завалилась набок и, пользуясь случаем, перекинула плед вправо. Теперь он едва прикрывал мои связанные запястья. Мне нужно было хотя бы частично освободить руки. Для решительных действий время еще не пришло, но одно ясно, как божий день, нервы у Костика ни к черту. Вывести его из себя в нужную минуту не составит труда. Впрочем, эта самая минута наступила довольно скоро. Мы выехали за город, он прибавил скорости и стал поглядывать в зеркало заднего вида. Совершив несколько рискованных обгонов, он сильно занервничал. Я оглянулась, чем вызвала его крайнее неудовольствие.
– Сиди и не вертись, если думаешь, что это твои спасатели, то глубоко заблуждаешься! Им взяться неоткуда, – прорычал он, чем утвердил меня в мысли о погоне.
– Меня некому спасать, – грустно сказала я на всякий случай.
Зря. Такая покорность вызвала у него ненужное подозрение. Он вытянул пистолет из-под сидения, куда его спрятал ранее, и пристроил между ног. И вот показался съезд на гравийку. Мы, можно сказать, слетели с трассы и едва не оказались в кустах, но он удержал руль и сбавил газ. Улыбнулся довольно, потому что подобно Шумахеру выполнил трудный маневр, да еще перед этим успел обогнать грузовик, прикрывшись им, как щитом. Если и была погоня, то она отстала. Но если она была, то я не должна дать себя завезти в чащобу! Никаких розариев на даче! – определилась я.
В эту саму секунду я поняла, что настал самый подходящий момент. Яму я заметила первой. Он и глазом не успел моргнуть, как я выбросила из-под пледа руки, выдернула ключи из замка зажигания и зашвырнула их в окно. Он заорал что-то нечленораздельное, несколько раз дернул рулем из стороны в сторону, увидев перед собой препятствие. Руль заклинило, и новоявленный гонщик не смог увернуться от глубокой ямы посреди дороги. В нее мы и влетели. Раздался ужасающий грохот, машина впоролась брюхом в землю. Мотор хрюкнул и заглох. Хотя я и уперлась ногами в ожидании удара, все равно меня швырнуло, подбросило, и я довольно сильно ударилась. А вот Костя, кинувшийся в последний момент меня душить, запутался в пледе, это сыграло с ним дурную шутку. Он снес своей головой зеркальце заднего вида, дальше я ничего не успела заметить, саму бултыхало не слабо. И потом его задавили подушки безопасности, да и меня, кстати, эта участь тоже не миновала. Но всю эту динамику движения – кто куда летел – я уже разобрала позже, когда в деталях рассказывала всем этот исторический момент. Я даже допускаю мысль, что все было немного не так. Но как именно, уловить тогда мне не удалось. Если передать кратко, то это выглядело так: бамс – ключи летят в окно, бамс – Костя хватает меня за прикрытые пледом руки, бамс – мы бухаемся в яму, бамс – меня кто-то достает из машины. Плед, сыгравший роковую роль для Кости, спас меня от переломов. Если бы Костя крепче за баранку держался, как рекомендует шоферская песня, то, возможно, ему бы повезло больше, а так…
Серега с Громовым, вытащили меня из захвата подушек, ощупали с ног до головы и счастливо рассмеялись – цела!!!! Я тоже глупо захихикала, не веря в чудесное спасение и не понимая, откуда они взялись на этой гравийке. Потом Серега скрутил стонущего Костю прямо на переднем сиденье, а Громов помог мне избавиться от липких пут, которых на меня в свое время не пожалел Коржиков. Мы говорили одновременно: я смеялась и плакала, Серега матерился, а Громов грозился выбить Косте зубы. Пластырь вырывал волосики на руках и ногах, я скулила и ругалась, Серега подбадривал, а Громов грозился переломать Коржикову конечности. Как только я смогла членораздельно изъясняться, я позвонила Мирославу. Это был самый сумбурный и несуразный разговор на свете, в котором мне довелось принимать участие. После двадцати «ну как ты?» и «все нормально», «ты в порядке» и «да, все хорошо», нас прорвало и он стал кричать, что чуть с ума не сошел, а я, что люблю его, потом в любви признавался он, а я просила его как можно быстрее ко мне вернуться. Потом что-то случилось со связью, причем с его телефоном. Но я не стала плакать на глазах Громова и Сереги, хватит того, что они стали свидетелями моего любовного бреда! К счастью, я запомнила телефон Бочкарева наизусть и смогла ему дозвониться с громовского мобильника, ведь нужно было еще сдавать преступника в милицию. И уже через двадцать минут прибыла группа захвата. А пока ждали милицию, ребята рассказали, как дело было.
