– Так вот, Сашка сказал, что с Чечни будут выводить всех срочников, теперь воевать будут только профессионалы, контрактники. Военкомат уже объявил набор. Вот я и говорю, давай наших ребят наберём с десяток – офицеров, спортсменов, афганцев, и пойдем.
Перспектива посвятить свою жизнь армии как-то не улыбается. Спрашиваю:
– А на сколько контракт?
– На полгода всего. Смотри, я уже всё продумал. Сейчас поживу у тебя, завтра поеду к Сашке, напишу заявление. Через пару недель уеду. Моя кикимора хватится, а меня – тю-тю – нет. Где? В Чечне. Вот тогда она локти кусать и начнёт. Ещё и капусты срублю, обещают хорошие деньги платить, каждый день по штуке боевых закрывать.
У меня перед глазами качается потолок. А что? Может быть, это выход? Почему бы не съездить, не повоевать и, если уж погибнуть, то умереть, как мужчина, на войне!
Утром я отправляюсь в городской военкомат. Городок у нас небольшой, все друг друга знают. Встретили меня, если не хлебом-солью, то с необычайной вежливостью и через пару недель я уже был на базе 135-го мотострелкового полка, где формировались и проходили боевое слаживание контрактные роты. Из моего города здесь человек пятнадцать, многих я знаю. У Рашида Шарипова в прошлом – Афган, он входил туда в декабре семьдесят девятого, с мусульманским батальоном. Андрей Шашорин воевал в Осетии, Митя Першин в первую войну попал в мясорубку под Орехово с Ермоловским батальоном.
Нас ждут палатки, получение обмундирования, техники, оружия. За неделю мы должны снова научиться стрелять, ползать, кидать гранаты, убивать ножом, прикладом, сапёрной лопатой. В нас должны проснуться рефлексы, некогда привитые в могучей и непобедимой Советской армии, но это в теории. На самом же деле первые полдня мы проводим на вещевом складе, где долго и нудно переругиваемся с пройдошистого вида прапорщиком. Обмундирование выдаётся по старому армейскому принципу большим – маленькое, маленьким – большое. Мне достаётся бушлат 62-го размера и такая же шапка. Этот принцип в русской армии соблюдается с незапамятных времён. Скорее всего, своим внешним видом мы должны устрашить противника.
Кого-то осеняет, налить прапору.
Из моей сумки извлекается фляжка со спиртом, после этого дело идёт веселее. Во второй половине дня поступает команда, пристрелять оружие. Подобревшие после каши и кильки в томате российские рейнджеры тянутся в сторону стрельбища. Офицеров почему то не видно, занятия проводит Прибный.
– Хлопцы, едем на войну. А там, самый верный друг и товарищ – это ваш автомат. Вы с ним спите, ходите в сортир, и, если очень повезёт, даже к бабам. Из него вам придется стрелять, чтобы защитить себя и своих товарищей. Чтобы убить врага. Чтобы остаться в живых. А чтобы автомат не подвёл вас в решающую минуту, он должен быть вычищен, смазан и пристрелян…
Из автомата он стреляет как Бог. С правого плеча, с левого. Садит с обеих рук. Одиночными. Короткими очередями. Длинными.
После стрельбища я знакомлюсь с вверенной мне боевой единицей.
По штатному расписанию я старший стрелок БРДМ–2, то есть бронированной разведывательно-дозорной машины, или братской могилы. Машина мне нравится, классный такой агрегат. Защищённая бронелистами, со всеми ведущими колесами, плавающая, прыгающая, да ещё и вооруженная двумя пулеметами. Собственно эти-то пулемёты и ввергли меня в смущение. Срочную я служил в спортроте, пулемёты видел лишь в кино, поэтому имею о них самое смутное представление.
Как же из них стрелять?
Я сижу на броне, ногами в люке, и считаю птиц, ворон, другие здесь почему-то не водятся. Приходит мысль, изучить матчасть на практике. Соскальзываю в люк, прыгаю на «табуретку». Припадаю к резинке триплекса, в перекрестье прицела вижу брезентовые палатки, снующих людей.
– Огонь!
Поочередно жму кнопки электроспуска на рукоятке вращения башни. «Та-та-та-та-та!» – в моём воображении это бьет «малый» пулемет. И следом грохочет крупнокалиберный КПВТ: «Дах-дах-дах-дах!» Представляю, как пахнет порохом, слышу, как по броне стучат стреляные гильзы. В туже секунду понимаю, это не гильзы, по броне бьют железякой. Высовываю голову из люка. Рядом с машиной толпа офицеров. В центре некто в костюме с галстуком и шляпе. На заднем плане мелькает испуганное лицо комбата. Меня озаряет, таким важным и с такой свитой может быть только… президент России! Прыгаю на землю.
Шляпа укоризненно качает головой.
– Это же потенциальный убийца. И таких людей вы посылаете в Чечню для наведения конституционного порядка? Понимаешь…
Ко мне подбегает какой-то подполковник с совершенно белыми глазами.
– Кто такой?! Какого черта ты тут на людей пулемёты наводишь?
– Да я… стрелок…
– Какой дурак ему пулемёты доверил? Хотите, чтобы он всех перестрелял? Немедленно снять!
Комбат делает страшное лицо, машет рукой.
– Брысь!
Свора движется дальше. Уф-фф! Пронесло.
Спрашиваю дневального, стоящего под грибком:
– Сеня, что это было?
– Чего?..
– Кто этот, в шляпе? Главное лицо государства?..
– Нет. Хуже! Правозащитник. Из Москвы.
Под вечер разбредаемся по палаткам. В печке-буржуйке потрескивают дрова, в открытом пологе виднеется холодное звёздное небо.
Утром появляется командир роты. Майор! Косая сажень в плечах. Красавец!
Прямо хоть сейчас на плакат «Армия, это школа жизни!»
У нашего командира изрядно помятое лицо, зато он в новом комке, сверкающих гуталином берцах.
– Здравствуйте товарищи солдаты!
– Здра-ра-ра..!
Кто-то крикнул – генерал, кто-то – полковник. Шашорин кажется вообще послал его к матери, в общем, всем было по фигу. Ротный почему-то сразу начал кричать:
– Я, майор Дронов, буду командовать вашей ротой! Ну что ж, командуй. Посмотрим.
Шашорин толкает меня плечом: «Смотри, у ротного трясутся колени». У нашего командира действительно наблюдался тремор конечностей. Причина, скорее всего, в глубоком похмелье.
– Бойцы, за неделю вы должны научится воевать! Незаконные бандформирования… тра-та-тата… вы с честью… тра-та-та… мирное население… тра-таа-та… тра-та-та… Нас ждут в Чечне, очень ждут! Мирные жители Чечни устали от войны…тра-та-та ждут, когда вы освободите их от ваххабитов…. Руководство государства приняло решение!.. тра-та-та…
Блин, где-то я уже это слышал.
После завтрака мы чистим оружие, собираем. Потом разбираем и снова чистим. Новенькие автоматы пахнут железом и ружейным маслом.
К вечеру пошёл дождь. На сапоги налипли комья грязи, бушлат стал похож на тряпку, которой вымыли пол. Пропахшая дымом палатка кажется раем. Пришлось выделить всем по пятьдесят граммов из заветной фляжки.
Ночью проснулись от стрельбы. Часовой застрелил корову, которая ночью не захотела остановится на окрик «Стой. Стрелять буду» и, при выстреле в воздух, рванула с перепугу на часового. «Нарушитель» был убит.
