Подъем начинался в шесть утра. После утреннего звонка, по команде «подъем», надо было поднять нары и пристегнуть их к стене. Весь день нужно было провести на ногах. Если кто-то из задержанных садился или ложился на пол, его тут же избивали.
Ночью на нары укладывали тех, кто был в наиболее плохом состоянии. Посередине камеры стоял стол размером метр восемьдесят на два и две скамейки. На нем тоже спали больные и избитые. Остальные ложились на бетонный пол.
Во время пребывания Бислана в Чернокозово один из задержанных умер. Ночью все слышали, что кого-то избивают, но не знали кого. Потом в одну из камер зашел конвойный и спросил: «Кто может говорить по-чеченски? Кажется, он умер». Вышедший парень заплакал и крикнул своим сокамерникам: «Ильяс умер!»
Бижаев Аслан сошёл с ума. Тогда тоже вызывали его сокамерников и спрашивали, вменяем он или нет.
Самое страшное происходило после отбоя. Если кричат, например: «Магомадов». Надо ответить: «Бислан Абдурахманович, шестая камера». «К выходу!» Выходишь, сразу команда: «Руки за голову, голову вниз». Потом начинают бить, избивают в среднем 15–20 минут. И так до утра. Самый большой перерыв – в пересменку между шестью и восьмью часами.
В Чернокозово работал ростовский ОМОН. Когда привозили задержанных, они всегда спрашивали: «Как дела в Ростове?»
За все время пребывания Бислана в Чернокозово произошёл один человечный случай.
Исе Махаеву насквозь пробили нижнюю губу. Он рассказывал, что какой-то подполковник заступился за него во время избиения, а потом кричал на солдат: – Кто его избил до такой степени?
Ису это спасло на два – три дня. Это время его не допрашивали, и он чуть-чуть отдохнул.
Он один раз попросил, чтобы ему зашили губу. Его долго били по ране, она распухла и стала чёрной. После приезда какой-то комиссии в Чернокозово стали включать музыку, чтобы не было слышно криков людей.
Так продолжалось несколько месяцев. Неожиданно Бислана Магомадова вызвали в санчасть. Тюремный доктор, седой мужчина в белом халате, из-под которого выглядывала зелёная армейская рубашка, спросил, подняв глаза от медицинской карточки:
– Против устоев государства идете, Магомадов? А знаете ли Вы, что в свое время сказал Ленину царский жандарм? – Доктор пожевал губами. – Он сказал, что невозможно пробить лбом каменную стену, да-с, вот именно так и сказал.
Черт дернул Бислана за язык.
– Но ведь Ленину удалось пробить стену! – воскликнул он запальчиво. Доктор дёрнул головой, раздражённо махнул рукой конвоиру:
– Уведите его в камеру!
После освобождения Андрея Бабицкого следственный изолятор посетила комиссия Международного Красного Креста. Сотрудники миссии ООН беседовали с каждым из арестованных в специально отведённых для этого кабинетах. Двое французов – женщина лет сорока с живыми проницательными глазами и крупный мужчина с чёрными усами назвали свои имена, но Бислан запомнил лишь, что мужчину зовут Серж. Женщина задавала вопросы, Серж переводил.
– Как Вас зовут? Сколько времени Вы находитесь в Чернокозово? Как кормят? Не бьют ли Вас?
Бислан также немногословно отвечал.
– Да… нет… всё хорошо… нет, никто не бьёт.
Над столом, прямо на уровне лица француженки, черной ушной раковиной прилепилась электророзетка. Разговора не получалось, женщина была расстроена. Серж задал последний вопрос:
– Скажите, как часто Вас водят на допросы? Бислан хотел ответить честно: шесть – семь раз в день, но подумал, что всё равно не поверят и сказал три – четыре раза. Не дожидаясь перевода, женщина воскликнула:
– Что, три – четыре раза? В день? Или неделю?
Серж густо покраснел, француженка оказывается хорошо знала русский язык и этот обман сейчас раскрылся. Бислан придвинул к себе лист бумаги, лежащий перед женщиной и написал по-русски:
– Я никогда не думал, что жизнь человека будет зависеть от того, надеты ли на нём трусы!
Дождался, когда она пробежит текст глазами и, перегнувшись через стол, сам нажал кнопку вызова конвоира. Тут же заскрипела дверь, охранник всё время находился рядом. Женщина быстро перевернула бумажный лист, чтобы конвоир ничего не смог прочитать. Когда Бислана увели, она недоуменно спросила своего коллегу:
– Серж, я не поняла смысла этой фразы, жизнь человека зависит от того, надеты ли на нём трусы? Грустно улыбаясь, тот ответил:
– Солдаты правительственных войск считают, что члены исламских религиозных организаций не носят трусов. Такое я встречал еще в Афганистане. Здесь это является основанием для того, чтобы забрать у человека жизнь.
Через неделю Бислана этапировали в следственный изолятор города Ставрополя, потом Пятигорска. Приближался конец двадцатого столетия, но человечество ничему не научилось за годы своего существования и стремилось уничтожить само себя. Мусульмане резали христиан, христиане так же самозабвенно уничтожали мусульман. Злоба застилала глаза людей.
В тесной и прокуренной камере человек продолжал молиться:
– Алла акбар… алла…ал-л-л-я. Амин рабила Алла-мийн… хвала тебе, Всемогущий… Пошли любовь на эту землю.
Чеченский роман
Комендантская рота стояла в станице третий месяц. Солдаты-контрактники охраняли школу, детский сад, административные здания. Выезжали для уничтожения мини-нефтезаводов, сопровождали по Чечне колонны с грузом и гуманитарной помощью. Днём в станице было тихо, ночью постреливали снайперы, рвались сигнальные мины, несколько раз из гранатомёта обстреляли военкомат и школу. Роман Белов вернулся в роту из госпиталя. Провалявшись на госпитальной койке с пневмонией и порядком отощав на скудном больничном пайке, Белов рвался в роту, как домой. Бывший учитель истории, устав от постоянного безденежья, он заключил контракт и поехал на войну, чтобы хоть немного заработать на жизнь. Многие друзья подались кто в бизнес, кто в бандиты. Многие, как и он, влачили жалкое существование, занимая и перезанимая деньги у более удачливых соседей, друзей, родственников.
На войне, конечно, убивали, попадали в засады воинские колонны, подрывались на минах люди, но каждый гнал от себя эти мысли. Сегодня жив и хорошо. Доложив о прибытии ротному и получив свой автомат, Белов направился в военкомат. Его взвод располагался там, занимая первый этаж. За прошедший месяц контингент сильно переменился, кого-то выгнали, кого-то отправили в госпиталь, кто-то добровольно разорвал контракт. За прошедшее время солдаты наладили быт, спали уже не на полу, а на кроватях. В спальном помещении было тепло от самодельных обогревателей, еду готовили не в солдатских полевых кухнях, а в маленькой комнате тут же, в военкомате.
Еду подавала высокая женщина лет тридцати, в длинном черном платье и такой же косынке. Роман обратил внимание на её красивые пальцы, она не была похожа на простую жительницу станицы. Поблагодарив за еду, Андрей попытался помочь ей убрать посуду и услышал в ответ:
