К лежащему в луже крови контрактнику, в сопровождении толстого милиционера – дежурного по вокзалу, подошли два санитара с носилками.
Перевалили тело на носилки и безучастно побрели к машине.
Следующим утром об этом случае рассказали в программе «Время». Кто-то из пассажиров успел снять на видеокамеру чумазого ребёнка, просящего милостыню, солдат, спящих на грязном полу, носилки с окровавленным контрактником, вокзальную уборщицу, вытирающую грязной тряпкой человеческую кровь. Через несколько часов после этого появились билеты. Мальчишки-солдаты, как маленькие, прыгали на мягких купейных полках, лизали мороженое и были похожи на детей, которых оставили без присмотра родители.
Чистая работа
Во дворе дома хромого Исы, на костре, варили мясо в казане. Бородатые люди в камуфлированной одежде чистили оружие, навьючивали лошадей. В их движениях чувствовалась слаженность, привычка к работе и дисциплине. На крыльцо дома вышел мужчина средних лет и что-то сказал негромким, гортанным голосом.
Двое боевиков тут же бросились в подвал, прикладами и пинками выгнали во двор четверых российских военных: двух молоденьких солдат срочной службы, такого же юного лейтенанта и сержанта-контрактника. Лейтенант хромал и волочил за собой ногу, обмотанную грязной окровавленной тряпкой. Контрактник подставлял ему своё плечо.
Солдаты жмурились на ярком солнце. Лейтенанта била нервная дрожь. Сержант что-то шептал, некрасиво кривя губы. Ссадина на его лице кровоточила, капли крови по подбородку стекали на грязный воротник куртки. Один из боевиков крикнул:
– Аслан, куда вести этих свиней?
Человек на крыльце махнул рукой:
– Ведите за школу, делайте всё быстро. Через полчаса уходим.
За двухэтажным зданием школы с обгорелыми стенами и выбитыми стёклами, на месте школьного сада, зияла воронка, заполненная затхлой вонючей водой и различным хламом. Из-под металлической сетки ржавой кровати выглядывала голова мёртвой собаки с оскаленными зубами.
Пленных поставили на краю воронки. Напротив, в пяти – десяти метрах от них, встали трое чеченцев, вооружённые автоматами. Появился человек с видеокамерой. Он профессионально выбрал место для съёмки, долго и с удовольствием водил камерой по окружающим его лицам, задерживая кадр на дрожавшем офицере, беззвучно шевелившем губами контрактнике, мальчишках-солдатах с детскими лицами и уже мёртвыми глазами.
Внезапно появился ещё один чеченец в сдвинутом на затылок чёрном берете и с пистолетом в руке. Сделал знак оператору. Когда глаз видеокамеры переместился на него, человек с пистолетом показал рукой на пленных:
– Посмотрите на этих людей, – сказал он, обращаясь к невидимому зрителю. – Это даже не люди – подлые твари, шакалы, убийцы мирных жителей. На их руках кровь женщин и детей. Ещё вчера они насиловали и убивали. Но мы – не звери. Мы готовы были простить солдат срочной службы, потому что у них тоже есть матери и их заставили убивать. Мы предложили обменять их на наших пленных. Но они уже не нужны своим командирам, они не нужны России, у неё много женщин, которые ещё нарожают детей. Поэтому эти люди сейчас должны умереть.
Камера крупным планом снимает окровавленные бинты, слёзы на щеках солдат, усмешку на лице контрактника.
Первыми умерли мальчишки-срочники. Чеченец с пистолетом поставил их на колени, по очереди выстрелил каждому в рот.
Из стриженных затылков вылетело по кровавому шматку. Сержант-контрактник на колени не встал, плюнул палачу в лицо. Плевок белой каплей повис у него на бороде. Взбешенный чеченец ударил его ножом в живот, потом перерезал ему горло.
Лейтенант тоже не захотел становиться на колени, его убили выстрелом в лицо. Камера снимала чеченца, вытирающего лезвие ножа о щетину контрактника, смеющихся боевиков, ногами спихивающих в яму тела убитых солдат, лейтенанта, в агонии скребущего землю ногтями.
Камера остановилась. Оператор оказался иностранцем.
– Wery good, Бислан, – сказал он, улыбаясь. – Надо идти к Аслану, кушать. Босс будет сердиться.
Кода он ушел, один из чеченцев уважительно кивнул ему в след:
– Чистая работа. Знаешь, сколько он получит за эту кассету?
В дырку от забора пролезли две тощие голодные собаки. Пугливо озираясь по сторонам, стали жадно лизать лужи густеющей крови.
Добыча
Российские солдаты, возвращающиеся из Чечни, становились лёгкой добычей бандитов. Охоту на них открыли не чеченские боевики, а русские же преступники. Опасность представляли все, начиная от вокзальных проституток со своими сутенёрами и кончая продажными российскими ментами. Военнослужащие, принимавшие участие в контртеррористической операции, за день боевых действий получали более 800 рублей плюс выплаты за должность, звание, выслугу лет. В месяц выходило около тысячи американских долларов, по российским меркам – деньги немалые.
Люди, по несколько месяцев проведшие в зоне боевых действий, не выпускавшие из рук оружия и не снимавшие одежды, попав на территорию, где не стреляют снайперы, не взрываются мины и растяжки, мгновенно теряли чувство бдительности. Этому немало способствовали яркая реклама ночных городов, изобилие коммерческих киосков, доступность и близость ярко накрашенных женщин.
Олег Воронцов, начальник санчасти 3 комендантской роты, возвращался в родной Саратов. Позади остались шесть месяцев походной военной жизни полные грязи, крови и страха. Впереди ждали долгожданная Академия и любимая жена. Всё складывалось удачно, Олег был жив, в кармане лежали деньги за последние два месяца, и если бы не запах немытого тела, преследующий его всю дорогу, жизнь можно было бы считать вполне сносной. До поезда оставалось более пяти часов, по вокзалу бродили пьяные контрактники, в углу кто-то всхлипывал, скрежетал зубами и ругался матом.
Олег решительно встал, бросил на скамью газету, рекламирующую женские прокладки и памперсы. Удивительно, но телефон-автомат работал. В этом городе жил бывший старшина роты, прапорщик Сологуб, уволившийся по ранению, и Олег от нечего делать решил ему позвонить.
Сологуб, как всегда, был немногословен:
– Ну? – спросил он в телефонную трубку.
– Игорь, это Воронцов.
– Ты где?
– Я на вокзале, жду поезд.
Сологуб немного подумал:
– Значит, так: сейчас выходишь из вокзала, с правой стороны будут стоять ларьки. Подойдёшь к крайнему справа, там вывеска «У Максима». Берёшь водку, садишься в тачку и едешь ко мне. Поднимаешься на третий этаж, записывай адрес. Звонить не надо, дверь открыта. Через двадцать минут жду. – Сологуб подумал и добавил: – Когда будешь брать водку, скажи, что для меня, а то увидят в форме, всучат какую-нибудь отраву. Вашего брата здесь уже немало похоронили.
Последняя фраза неприятно резанула слух, но отступать было поздно, и Олег, взвалив на плечо спортивную сумку с игривой надписью «playboy», пошёл к выходу. Пожилой милиционер со спаренными магазинами на автомате безучастно посмотрел ему вслед.
