Рассмотрим теперь случай разных наук, изучающих одну и ту же «вещь» (или некоторую совокупность вещей). Можно считать, что каждая наука использует специфический язык, получающий свою референцию из ранее существующего языка
[208]. В простейших случаях это обыденный язык, содержащий предикаты, относящиеся у чувственным восприятиям, а также имена орудий, конкретных предметов, операций и т. д. Когда наша «вещь» определяется посредством этого обыденного языка, становится возможным выполнять разного рода «переводы». Некоторые из них могут преобразовывать предикаты повседневного языка в «дисциплинарные» предикаты данной науки, другие могут переводить дисциплинарные предикаты одной науки в соответствующие предикаты другой. В обоих случаях возможность связывать различные дискурсы обеспечивается существованием общей референции, так что мы имеем право сказать, что мы находимся в присутствии разнообразных значений, отсылающих к одному и тому же единственному референту.
Несколько иная ситуация возникает, когда мы говорим не об одной «вещи» в разных дисциплинах, а сталкиваемся непосредственно с переводом с языка одной дисциплины на язык другой. В этом случае тоже необходимо, чтобы один из этих языков играл роль «языка референции», в том смысле, чтобы его критерии протокольности, или референциальности, признавались (хотя бы частично) как принятые процедуры проверки и для другой дисциплины, и для ее языка. Если это так, может оказаться возможным осуществить этот перевод и «проинтерпретировать» факты одной теории в терминах понятий другой (как это действительно бывает с некоторыми физическими теориями). Если это не так, единственный путь – вернуться назад на достаточное число шагов, чтобы найти третий язык (научный или обычный), который мог бы служить языком референции для обеих дисциплин.
Все это можно пояснить на примере. Введение в организм пищи, ее преобразование и усвоение составляют процесс, который может быть описан в обычном языке, и такое описание «идентифицирует» некоторый референт (а именно процесс пищеварения некоторого конкретного организма). Тогда значение этого процесса – получаемое из значений терминов, использованных для его описания, – можно выразить, «говоря о нем» по-разному (т. е. на разных научных языках) в соответствии с разными «точками зрения», принятыми при рассмотрении его разными науками. Так что значение процесса может быть выражено либо в терминах физиологических предикатов, либо в терминах химических реакций, либо в терминах термодинамических трансформаций и т. д. (причем разные формы выражения являются частью разных языков). Ни одно такое выражение, или интерпретация, метаболического процесса не может на самом деле объяснить другие, хотя каждое из них релевантно остальным
[209].
Теперь мы можем от применявшегося до сих пор интуитивного дискурса перейти к более техническому способу выражения, использующему некоторые понятия, уже введенные в предыдущих разделах. Вещь или референт могут быть представлены как то, что не кодирует никаких свойств, но может экземплифицировать многие свойства. Это утверждение может на первый взгляд вызвать недоумение, поскольку очевидно, что конкретные вещи не только имеют свойства, но и описываются обычно упоминанием перечня свойств, «характеризующих» их. Невзирая на это, ясно, что никакая единичная, индивидуальная вещь не может быть охарактеризована никаким конечным перечнем свойств, поскольку любому такому перечню могут в принципе удовлетворить и другие вещи.
На самом деле в предыдущих разделах этой книги мы говорили, что вещь есть «потенциально бесконечная связка предикатов» (и в то же самое время – независимо существующее), понимая под этим, что вещь может рассматриваться с потенциально бесконечного числа точек зрения и, таким образом, считаться обладающей бесконечным числом свойств. Но именно по этой причине было бы произвольным утверждать, что вещь полностью характеризуется любым конкретным множеством свойств (в чем и состоит смысл кодирования). С другой стороны, это не противоречит тому, что может существовать множество свойств (также потенциально бесконечное), которым данная вещь не обладает. Например, как мы уже заметили, зубная боль не имеет массы. Это показывает, что обладание потенциально бесконечным множеством свойств (т. е. его экземплификация) не означает, что это вещь неопределенная, так что о ней можно сказать что угодно. Напротив, вещь обладает определенностью своей индивидуальной конкретности, и именно по этой причине не может быть «схвачена» конечным перечнем свойств, который по необходимости оставляет слишком многое неопределенным. С другой стороны, ничто не мешает вещи экземплифицировать небольшое число свойств или даже ровно одно свойство, если ей случается обладать этим свойством среди многих экземплифицируемых ею.
Это интересная черта, которая уже отличает референты (или вещи) от абстрактных объектов. Действительно, абстрактный объект, как мы видели, полностью и однозначно характеризуется кодируемыми им свойствами; но именно по этой причине он и не экземплифицирует эти свойства. Например, абстрактный объект, состоящий из понятия собаки, кодирует свойство иметь четыре ноги и лаять, но само понятие не лает и не имеет четырех ног, т. е. оно не экземплифицирует эти свойства. С другой стороны, они экземплифицируются неопределенным количеством конкретных индивидуальных собак, каждая из которых экземплифицирует также несколько других свойств (например, иметь определенный цвет, определенный вес и т. д.). Когда мы определяли «научный объект», мы сказали, что референтом этого термина является структурированное множество атрибутов, и в то же самое время подчеркнули, что как таковой это «абстрактный» объект. Это равнозначно тому, что научный объект кодирует некоторые свойства и полностью определяется ими. Но теперь мы вынуждены были признать, что никакой научный объект (понимаемый как референт) не может экземплифицировать кодируемые им свойства. Парадокс ли это? Вовсе нет. Напротив, этот факт позволяет нам понять правильное значение некоторых распространенных утверждений, таких как «твердых тел или идеальных газов не существует». Очевидно, что в этих утверждениях неявно предполагается, что существование означает экземплификацию, и подчеркивается, что никакой конкретный объект не экземплифицирует твердое тело или идеальный газ. Это верно, но нисколько не странно, поскольку требовать от конкретного объекта, чтобы он экземплифицировал, точно и исключительно, свойства твердого тела или идеального газа означало бы, что этот конкретный объект должен кодировать эти свойства, а мы видели, что вещи, конкретные объекты, референты не кодируют свойства. Конкретный объект всегда экземплифицирует разного рода свойства, чье одновременное сосуществование обычно приводит к невозможности точно экземплифицировать их все.
